Все ураганы в лицо

Фрунзе был серьезен. Он не улыбался, как всегда при встрече, не говорил ободряющих слов. Безбородов видел его высокий смуглый лоб, глубоко ввалившиеся серьезные глаза, брови с сердитым изгибом и понимал, что командующий фронтом пришел сюда вовсе не за тем, чтобы подбодрить комиссара, а за тем, чтобы выяснить обстановку.

— Кто-нибудь был на Турецком валу?

— Да. Командир шестой роты Четыреста пятьдесят шестого Петр Иванов.

— Расскажите!

— Со своей ротой прошел три линии проволочных заграждений и очутился наверху. Проходы гранатами проделывали. Под огнем, конечно, пришлось отступить.

— Значит, все-таки возможно! Возможно. Если пустить вперед подрывников, резчиков проволоки, гранатометчиков… Спасибо. Скоро встретимся.

Фрунзе сел в автомобиль и уехал. А Безбородов думал: «Почему разыскал именно меня? Или случайность? Скоро встретимся…» И вдруг стало легко, радостно. О том, что командующий фронтом был в штабе дивизии, в Чаплинке, и даже на передовой, говорили во всех ротах и полках. Многие жалели, что не удалось взглянуть на командующего; ведь теперь он был не только командующим фронтом, но еще и Арсением, близким товарищем Ленина.

Воодушевление красноармейцев и командиров, кажется, достигло наивысшей точки. Под яростным светом прожекторов и прицельным огнем противника 51-я дивизия начала штурм Перекопа.

Безбородов вел своих бойцов через плотную стену колючей проволоки. Сквозь вой и скрежет доносились крики, стоны, проклятья. Но останавливаться было нельзя. В воздухе держался запах крови и горький пороховой чад. Казалось, небо раскалывается от грохота непрерывной стрельбы.

Он шел во весь рост, страшный в своей решительности. Сейчас его должны видеть все.

— Даешь Крым! Вперед…

Они карабкались по скользкому скату Турецкого вала, пробивались штыком и прикладом. Если бы сейчас каждому из них пообещали бессмертие, они все без колебаний отдали бы его за минуту победы.

Красная повязка на рукаве Безбородова сбилась. Он хотел ее поправить и неожиданно почувствовал слабость в ногах.

— Вперед, вперед!..

Но сам уже не мог сделать и шага — это была смерть. Кто-то подбежал, стараясь поддержать. Он узнал: комбат Слизков.

— Не останавливайтесь! Я сейчас…

И рухнул всем огромным телом на землю. Пулеметная очередь разрезала его пополам. Прожекторы погасли.

Командир шестой роты Петр Иванов, тот самый, который первым побывал еще несколько дней назад на Турецком валу, и на этот раз первым поднялся сюда, с ним были двадцать его бойцов. Забросав офицерский блиндаж гранатами, Иванов вынул из-за пазухи кусок кумача, подмигнул неизвестно кому, деловито привязал кумач к шесту и воткнул шест в груду камней. Над Турецким валом на ветру весело запрыгало кумачовое пламя. Турецкий вал наш. Наш!.. «Видал бы Прохор…» — самодовольно подумал Петр Иванов.

Младший брат Петра, Прохор Иванов, находился в 53-м полку, который в числе других полков, по замыслу Фрунзе, должен был форсировать залив Азовского моря Сиваш и обойти таким образом инженерные укрепления Турецкого вала с тыла со стороны Литовского полуострова.

Этот замысел — форсировать Сиваш — Фрунзе вынашивал еще с той поры, как получил указание Владимира Ильича тщательно обследовать броды. Правда, тогда казалось, что броды не потребуются. А сейчас лишь оставалось удивляться дальновидности Ленина.

От Строгоновки до Литовского полуострова было восемь верст. Противоположный берег терялся в тумане. Там беспрестанно полыхали вишнево-красные зарницы — били орудия противника. Восемь верст пройти по ледяной воде, под огнем, тянуть за собой пулеметы, артиллерию, повозки… Все это было настолько смело и необычно, что если бы Врангелю доложили, что красные готовятся перейти Сиваш вброд, он ни за что не поверил бы. Это было просто невероятно и безнадежно. Сиваш считался непроходимым.

Но Фрунзе думал по-иному. В разговорах с местными крестьянами соляром Оленчуком и пастухом Ткаченко он выявил одну странную особенность Сиваша: когда дуют западные ветры, они сгоняют нею воду залива в море, обнажается глинистое дно, которое быстро затвердевает. Но ветер — стихия капризная, он может внезапно переменить направление, и тогда из моря покатятся обратно в Сиваш высокие мутные валы, сбивающие все на своем пути. Не так-то легко проскочить восемь верст под огнем. Оленчук и Ткаченко согласились быть проводниками. Михаил Васильевич знал также, что Литовский полуостров — самое уязвимое место обороны Врангеля. Туда по ночам на лодках и на плотах высаживались красные разведывательные десанты. Полуостров обороняла кубанская бригада генерала Фостикова, недавно сформированная и еще не обстрелянная.

Сиваш предназначалось форсировать дивизиям и бригадам Шестой армии.

Все складывалось как нельзя лучше: западный ветер согнал воды Сиваша, показалось серое дно. Топкие места укрепили соломенными матами.

Увлеченный своей идеей и терзаемый жаждой быстрейшей победы, Фрунзе хотел сам повести войска через Сиваш. Но Гусев, Бела Кун и штабисты отговорили.