И снова был вечер весь в багровых тонах. Ледяной ветер захватывал дыхание. Когда стемнело, к бродам стали подтягиваться полки. Бойцы передового отряда вошли в соленую грязь Гнилого моря. Полки один за другим скрывались в черноте ночи.
Фрунзе стоял на берегу. Он знал, где войскам встретятся топкие «чаклаки», где начинаются заросли камыша, знал, где будет труднее всего. Противник то открывал ураганный огонь, то воцарялась такая тишина, что было слышно ржание лошадей и крики красноармейцев, по-видимому, упавших в трясину. Он знал: там вязнут орудия, соленая грязь и вода обжигают ноги. Многие не дойдут до противоположного берега. И в этой ночи, озаряемой орудийными залпами, ракетами и мертвенным синим светом прожекторов, было что-то величественное, не присущее людям, нечто почти космогоническое.
В два часа ночи за Литовский полуостров зацепились первые отряды. Там завязался рукопашный бой. Прохору Иванову казалось, что его полк продвигается слишком медленно. Полк почти целиком состоял из донецких шахтеров, и на них-то командующий фронтом полагался целиком. Несколько минут назад, когда 53-й полк готовился к форсированию, сюда прибыл Фрунзе.
— А не брат ли вы того самого Иванова?
— Он самый, товарищ командующий.
— На Ивановых можно положиться. Я слышал еще про одного Иванова. Приехал тот Иванов к Ильичу, видит — Ленин работает в холодной, нетопленой комнате. Непорядок. Вернулся во Владимирскую губернию, в свое село и рассказал, что видел. И вот какое решение принял волисполком: «Послать т. Ленину вагон дров на средства исполкома, а в случае надобности поставить железную печь руками своего кузнеца». Случайно, не ваш родственник?
— Нет, не мой. Я из другой губернии.
— Значит, очень похож на вас. А с братом на Турецком валу встретитесь.
«А ведь может быть и такое, — рассуждал сейчас Прохор. — Зайдем в тыл, а Петра навстречу…»
Это были бы те самые «солдатские чудеса», о которых любят рассказывать у костра, передавая кисет с махоркой из рук в руки.
Но красноармейцу Прохору Иванову не суждено было дойти даже до берега Литовского полуострова. Десятипудовые снаряды падали в Сиваш, поднимая фонтаны воды и грязи. Прохору, однако, везло. Снаряды все время падали в стороне. Вода просочилась сквозь обмотки, и ноги онемели. «Только бы на берег выбраться, а там разомнемся…»
Снаряд разорвался над головой. Боли не было. Прохор еще успел подумать о кисете с настоящим крымским табаком, который нес в подарок брату. «Жаль, не донес…»
(Для истории: «Кузнец колхоза «Красный полуостров» Иван Павлов, собирая картечь в обмелевшем Сиваше, обнаружил тело красноармейца, убитого белогвардейцами в бою под Перекопом в 1920 г. Тело бойца Красной Армии перевезено в г. Армянск. Погибший в бою 15 лет назад красноармеец Прохор Иванов будет похоронен с великими почестями». «Правда», 25 августа 1935 г.)
Михаилу Васильевичу доложили:
— Ветер переменился. Гонит воду в Сиваш…
— Передайте: захватить Турецкий вал этой же ночью! Во что бы то ни стало…
Вода идет в Сиваш… Прежде всего, нужно бросить подкрепления частям, дерущимся на Литовском полуострове, пока они не оказались отрезанными от главных сил. А во-вторых, немедленно собрать всех окрестных жителей: пусть возводят дамбу у бродов…
Чтобы скрыть от противника истинное направление главного удара, Фрунзе приказал вести наступление также на Чонгар и Арабатскую стрелку.
На Арабатскую стрелку наступала 9-я дивизия Николая Куйбышева. Арабатские укрепления были ничуть не хуже перекопских. Только на узкой косе дивизия не могла развернуться. Ее поливала огнем корабельная артиллерия белых. И все-таки Девятая прорвалась, белые в панике бежали, оставив свои оборонительные рубежи.
Под ударом Тридцатой дивизии пала Чонгарская твердыня. Целиком сдалась в плен бригада генерала Фостикова. Взят Турецкий вал, взяты Юшуньские позиции. Взят Джанкой. Врангель отдал приказ остаткам своих войск отступать к портам для эвакуации. А со стороны портов на белых двинулись партизаны Мокроусова.
Не желая бесполезного кровопролития, Михаил Васильевич по радио обратился к Врангелю и его войскам с предложением сложить оружие, пообещав широкую амнистию. Врангель радиограмму получил, но не ответил.
— Нам с вами амнистии ждать не приходится, — сказал барону Романов. Врангель брезгливо поморщился:
— А вы-то тут при чем? Кто вы такой, черт вас побери, и почему путаетесь у меня под ногами?!
— Ну, ну, барон, не будем ссориться. Может быть, я вам еще пригожусь в Константинополе? Стоит ли терять время на взаимные оскорбления? Бежать надо. Бежать! Спасать шкуру.
— Замолчите, наглец! Пишите. Мой последний приказ: «У нас нет ни казны, ни денег, ни родины. Кто не чувствует за собой вины перед красными, пусть останется до лучших времен… Аминь».
Врангель бросил свою армию и на крейсере «Генерал Корнилов» бежал в Константинополь.
— Жалкий авантюрист, — сказал Фрунзе. — А я-то был о нем лучшего мнения… Фальшфейер…