«Волей Рабоче-Крестьянского правительства Российской Республики я назначен командующим армиями Южной группы Восточного фронта, включающими и туркестанские войска. В ближайшем будущем войска прибудут на помощь героям-бойцам Туркестана, доселе не опустившим Красного флага и отбившим все яростные нападки врагов. Я приветствую в вашем лице трудящиеся массы всех народностей Туркестана. Прошу передать мой особый привет трудовому населению моей родины — Семиречья и моего родного города Пишпека. Как уроженец Туркестана, приложу все усилия к тому, чтобы желанная помощь пришла к вам как можно скорее. С социалистическим приветом! Фрунзе».
Мечта казалась легко осуществимой. Он тщательно разработал план наступления, командующий фронтом план одобрил. Большие надежды возлагал Михаил Васильевич на Чапаева.
Фрунзе бросил Южную группу в наступление.
На Туркестан!
Отдохнувшие, хорошо отмобилизованные войска хлынули в уральские и оренбургские степи, смяли, обратили в бегство противника. За несколько дней враг был отброшен на сто двадцать километров к югу от Уральска. Чапаев взял станцию Сломихинскую. Огромные трофеи, пушки и пулеметы, захваченные у врага… Это был шквал, это был смерч. Наконец взят Лбищенск, штаб белоказачьей армии.
Фрунзе всегда в авангарде. Его воля движет всю эту людскую массу, эскадроны, полки, пушки, застревающие в мокром снегу и непролазной грязи. Каменев телеграфировал:
«Работа вашей армии превзошла все ожидания — единственная светлая страница нынешних дней фронта».
И выслал ордена Красного Знамени для наград отличившихся. Фрунзе сам прикрепил к груди Плясункова орден.
А через несколько дней командующий фронтом вызвал Фрунзе к прямому проводу:
— Наступление приостановить. Немедленно явиться в штаб фронта!
Михаил Васильевич знал, что случилось: еще в начале марта Колчак всеми своими армиями перешел в наступление. Сибирская армия генерала Гайды потеснила на севере наши Третью и Пятую армии. Они отступают к Вятке. Неужели дела так плохи?
Почему нужно приостанавливать наступление здесь, на правом фланге фронта?
Михаил Васильевич выехал в Симбирск, к Каменеву.
…В одном из этих деревянных домов Симбирска родился Ленин. В каком?.. Фрунзе показали двухэтажный в пять окон с фасада дом на Стрелецкой улице. Обыкновенный дом под железной крышей. Флигелек…
Михаил Васильевич стоял на Венце. Обрыв над Волгой. Бой часов Васильевской церкви. А за рекой — степи в весеннем мареве.
Отсюда начался жизненный путь Ильича. Отсюда начинается что-то необыкновенное, огромное в жизни Михаила Фрунзе…
Как ни привык он к поворотам судьбы, то, что произошло полчаса назад в штабе фронта, ошеломило его.
Сергей Сергеевич Каменев. Пожелтевший от бессонных ночей, глаза воспалены, рыжие усы опущены.
Беспрестанно вбегали работники штаба, военспецы, телеграфисты. На столе — гора сводок, телеграмм. Каменев устало сказал:
— Все ваши ходатайства удовлетворены: Куйбышев назначен членом реввоенсовета Южной группы. Авксентьевский и Любимов отозваны сюда из Иваново-Вознесенска. Обстановку знаете?
— Знаю. Пятая сдала Уфу. Я до сих пор так и не могу взять в толк, изменилась ли оперативная задача Южной группы? Куда нам базироваться: на Туркестан или на Волгу?
— А вы как думаете?
— Мне кажется, что вы уже решили этот вопрос, приостановив своим приказом наступление. Южная группа должна действовать против главной группировки колчаковских войск, обязана помочь Пятой армии.
— Да, Колчак нащупал слабое место. Пятая армия в исключительно тяжелом положении. В исключительно тяжелом! Уфа, Стерлитамак, Белебей, Бугульма — все отдали! Да и не мудрено: у генерала Ханжина пятьдесят тысяч штыков и сабель, и наши десять тысяч не устояли… Ханжин рвется в Самару. Троцкий разработал план, согласно которому, в целях сохранения живой силы, нужно отвести войска нашего фронта за Волгу.
Михаил Васильевич не поверил собственным ушам.
— Сдать Самару, Оренбург, Казань? Отдать хлеб, самую крупную водную рокадную линию сообщения?
— Выходит, так.