Все, в чем он нуждается (ЛП)

— Мисс… Росс, не так ли? Как вам может сказать мой сын, временами я не самый приятный из мужчин. Особенно когда он намеренно издевается надо мной. Мои извинения.

Хотя отсутствие зрительного контакта было бесчеловечным, и в его голосе не было теплоты, в нем не было и сарказма. Я подумала, что это самое прямое извинение, которое он когда-либо давал в своей жизни.

Он был полным придурком, в этом не было никаких сомнений. Но когда мультимиллиардер извиняется перед вами — неважно, насколько неискренне — это не то, от чего вы легко отмахиваетесь.

Хотя на краткий миг я обдумала свои варианты.

Быть стервой в ответ или пойти по более благородной дороге?

Как бы сильно я его ни ненавидела, он все равно оставался отцом Коннора.

И мне было неприятно осознавать, какой… хм… перепачканный, я выглядела в этот момент. Хотя я не хотела выглядеть как личность из гетто.

Но больше всего на свете мне хотелось снизить уровень напряжения в комнате. Ради Коннора и Джонни.

— Извинения приняты, — сказала я с таким достоинством, на какое была способна в данный момент. И без трусиков.

Он по-прежнему не смотрел на меня, продолжая говорить с Коннором.

— Итак, мы можем продолжить этот разговор наедине?

— Нет… Можешь изложить свое дело или уйти.

— Ладно. — Мистер Темплтон слегка приподнял голову и посмотрел вниз, словно король, выносящий смертный приговор. — Ты действительно думал, что тебе это сойдет с рук?

— Сойдет с рук? В твоих устах создание новой компании звучит как преступление.

— В данном случае так оно и есть.

— Вообще-то нет, я не следую твоему обычному бизнес-плану.

— Ты никогда не добьешься успеха. Политики у нас в кармане.

— Оказывается, они, как правило, выпрыгивают из одного кармана в другой, более глубокий.

— Если на то есть причина.

— Она у них уже есть. Некоторые из них — во всяком случае, самые важные — надежно заперты.

— Шантаж? — Правая бровь мистера Темплтона приподнялась.

Коннор ничего не ответил. Он просто стоял.

Мне не нравилась мысль, что Коннор прибегает к шантажу, чтобы добиться своего. И особенно мне не нравилось его молчание в ответ на обвинение. Но это было первое, что поразило Августа Темплтона.

— А мне показалось, ты сказал, что играешь не по моим правилам.

— Если знаю, что противник играет грязно, иногда я играю грязнее. Мы поддержим кандидата от оппозиции. Сначала на местных выборах, а если пройдет, то и на всеобщих. — В голосе Коннора звучало явное ликование. — Тогда в следующем году в Неваде будет очень дорогой предвыборный сезон.

— Ты делаешь это намеренно, чтобы досадить мне. — Голубые глаза мистера Темплтона вспыхнули холодным огнем.

— Нет… Как я объяснил Лили, это лишь одно из многих, многих побочных преимуществ.

— Что именно ты называешь преимуществом — возможность уничтожить нашу семью?

— Уничтожение нашей семьи? Слишком грандиозно, тебе не кажется?

— Твои дела обойдутся нам в миллиарды долларов.

— И сэкономят сотни миллиардов долларов для всех остальных на Земле.

Мистер Темплтон усмехнулся.

— Ну и кто же теперь звучит грандиозно?

— По крайней мере, я думаю не о себе, а о ком-то другом.

— Это не те люди, о которых тебе следует думать.

— О, перестань, папа. Просто отмени заказ на пятисотфутовую яхту и больше не покупай Ван Гога для своей частной коллекции. И скажи маме, что в этом году она может купить только две тосканские виллы.

— Ты можешь сказать ей сам.

И тут из столовой пентхауса донесся царственный женский голос:

— Привет, дорогой.

Глава 34

Миссис Темплтон вошла в комнату так, словно вышла на сцену бродвейской драмы.

Она была худой и высокой — во всяком случае, выше меня, хотя это мало о чем говорит. Она была «женщиной определенного возраста» и отчаянно боролась с этим. Лицо у нее было слегка натянутое, как у человека, перенесшего пластическую операцию, хотя, надо сказать, операция была сделана хорошо. Ее шея была гладкой, почти без морщин, а лоб — безупречным. Либо она родила Коннора, когда ей было шестнадцать (я собираюсь сказать «нет»), либо хирург сотворил с ней чудеса. Как и ее стилист: ни одной седой пряди в поле зрения, только матовые светлые волосы, подстриженные в длинном боб в стиле Анны Винтур.

Как и от ее мужа, от нее разило деньгами и престижем. Ее аристократический тон, без сомнения, был выкован лучшими подготовительными школами и колледжами, которые можно купить за большие деньги. На ней было серое деловое платье и жакет в тон. Достаточно консервативно, чтобы соответствовать ее положению в жизни, но, очевидно, дизайнерская марка, чтобы похвастаться своими деньгами. Она носила на шее красивую двойную нитку жемчуга, показную, но без излишеств. На руках у нее было всего несколько колец, но бриллиант на обручальном мог соперничать по размеру с кубиком льда. (Ладно, маленьким кубиком льда.) В отличие от мужа, она подошла прямо к Коннору и поцеловала его.

Ну, во всяком случае, воздушный поцелуй, по одному с каждой стороны лица.

— Боже мой, Коннор, ты совсем вспотел. Что ты делал, бегал марафон? Не отвечай, я не хочу знать.

— Ты была здесь все это время? — раздраженно спросил Коннор.