Все в прошлом. Теория и практика публичной истории

Если рассматривать позицию Мединского (как и позицию Хамраева) с точки зрения памяти, она не вызывает чувства противоречия. Но проблема в том, что Мединский высказывался не как специалист по памяти и даже не как историк, а как политик. Выступая в качестве историка, он мог бы перепроверить представленные ГАРФ и Мироненко документы — и согласиться (или не согласиться) с их подлинностью[940]; в качестве исследователя памяти он мог бы сказать, что факты менее важны, чем значение данного воспоминания для конкретного мнемонического сообщества. Однако как актор исторической политики российской власти Мединский резко исключил возможность отношения к «подвигу 28 панфиловцев», которое расходится с официальной версией. В рамках этой политики происходит то самое отождествление этики памяти с традиционализмом, о котором пишет Маргалит: в России создана нормативная память о победе в Великой Отечественной войне, карающая любые попытки выхода за рамки «разрешенного к вспоминанию». Поэтому «мрази конченые» — это не просто символ столкновений перспектив (публичной) истории и памяти, а упакованная в обертку memory studies ригидная охранная позиция, не допускающая характерных для мемориальной культуры дискуссий и размышлений. Неприятие этой позицией научной аргументации привело к потере Сергеем Мироненко должности директора ГАРФ, которую тот занимал почти четверть столетия[941].

ПАРК «МУЗЕОН»

Московский парк «Музеон» — это музей скульптуры под открытым небом, где собраны памятники советской эпохи, работы неофициальных советских скульпторов, а также скульптуры современных художников. Парк был создан указом мэра Юрия Лужкова в 1992 году, хотя это решение стало скорее реакцией на реальность, чем актом ее преобразования: в пространство между Крымским валом, набережной Москвы-реки и Мароновским переулком к тому моменту стихийно — Светлана Бойм называет эти события «иконоборческим карнавалом вокруг уличных памятников советским героям»[942] — свезли несколько сотен демонтированных в результате распада СССР монументов и статуй. К началу 2010-х «Музеон» из «сада тоталитарной скульптуры»[943] окончательно превратился в «склад ненужных скульптур» — так, «на Аллее меценатов, где должны были появиться памятники Морозову и Третьякову, прописались бронзовые бюсты меценатов нынешних и тех, кто себя к ним причисляет. Например, директора магазина и владельца автосервиса»[944]. В 2011–2012 годах, по инициативе руководителя департамента культуры Москвы Сергея Капкова, «несанкционированные» памятники были демонтированы, а «Музеон» подвергнут реконструкции. По созданному архитектором Евгением Ассом плану[945] «Музеон» облагородили, а в 2015 году объединили с парком Горького и Крымской набережной «в единую рекреационную зону»[946]. Сегодня в «Музеоне» представлены более 800 скульптур, объединенных в тематические группы, каждая из которых посвящена тому или иному периоду истории советской и российской скульптуры[947].

Что представляет собой этот скульптурный парк в центре Москвы? Действительно ли его можно рассматривать в качестве музея советской/российской скульптуры? Что можно понять об этом пространстве, если посмотреть на него сквозь линзы публичной истории и memory studies?

Если подходить к «Музеону» как музею скульптуры, то возникает два вопроса. Во-первых, вопрос художественной ценности собранных там монументов. Как известно, в парке представлены не только работы знаменитых советских скульпторов — Евгения Вучетича, Сергея Меркурова, Веры Мухиной, Ильи Шадра и других, — но и ряд стандартных, калькированных Лениных, Сталиных и прочих советских деятелей[948]. Даже на сайте «Узнай Москву», созданном совместными усилиями московских департаментов культуры, образования, культурного наследия и других, отмечается, что художественная ценность части коллекции скульптурного парка «может быть спорна»[949]. Критик и куратор Валентин Дьяконов называет «Музеон» «кладбищем» скульптур: по его мнению, представленные в парке работы «по большей части не представляют никакой ценности, это обезличенная продукция, которой могло бы и не быть». Парк — и это во-вторых — «можно было бы использовать для создания ретроспективной выставки российской скульптуры, которая бы объясняла широкой аудитории историю развития скульптуры от контррельефов Татлина до полуабстракций Горшкова», считает Дьяконов, однако для этого «Музеон» недостаточно работает с современной скульптурой[950].

С точки зрения публичной истории «Музеон» можно было бы рассматривать как пространство рефлексии над советским прошлым: