Все в прошлом. Теория и практика публичной истории

— Koposov N. Memory Laws, Memory Wars. The Politics of the Past in Europe and Russia. Cambridge: Cambridge University Press, 2017.

— Ассман А. Длинная тень прошлого: Мемориальная культура и историческая политика. М.: Новое литературное обозрение, 2014.

— Ассман А. Забвение истории — одержимость историей. М.: Новое литературное обозрение, 2019.

— Историческая политика в XXI веке / Под ред. А. Миллера, М. Липман. М.: Новое литературное обозрение, 2012.

— Политика памяти в современной России и странах Восточной Европы: Акторы, институты, нарративы / Под ред. А.И. Миллера, Д.В. Ефременко. СПб.: Изд-во ЕУСПб, 2020.

— Эткинд А. Кривое горе: Память о непогребенных. М.: Новое литературное обозрение, 2015.

Катерина Суверина, Влад Струков Гендер, сексуальность и квир-исследования

Гендер — сложный социально-культурный конструкт, предлагающий разные схемы описания различий между полами. Некоторые из этих различий часто редуцируются до уровня примордиальных[1020] биологизированных установок. Поэтому сюжеты, связанные с гендерными вопросами, вызывают множество острых дискуссий, в том числе о роли гендера и сексуальности в процессах формирования исторического знания и памяти. Например, в последнее время в некоторых странах Восточной Европы стали демонстративно отвергать концепцию социального происхождения различия полов. Так, в 2018 году правительство Венгрии закрыло кафедры гендерных исследований в университетах, объявив это направление лженаукой[1021]. В Польше движение «антигендеризма» (отрицание гендерного плюрализма) привело к закрытию академических программ в одних университетах и открытию центров, ориентированных на консервативное понимание социальных категорий, в других[1022]. Движение против насилия над женщинами #metoo, появившееся в 2017 году, раскололо мировое сообщество: одни радикально выступали за публичный протест и осуждение культуры замалчивания; другие, используя те самые примордиальные установки и виктимблейминг, осуждали моральную панику и «эффект Вайнштейна»[1023]. Россия и российская история составляют часть этих глобальных дискуссий и опытов определения гендера и сексуальности.

С точки зрения практик публичной истории темы, связанные с гендером, сексуальностью и квир-теориями, встречают порой еще большее сопротивление. Ярким примером такого рода сопротивления является скандал, развернувшийся вокруг фильма Кирилла Серебренникова «Чайковский» в 2014 году. Министерство культуры РФ отказалось финансировать проект, хотя ранее на него уже были выделены деньги[1024]. Причиной отказа стало упоминание в сценарии гомосексуальности композитора. Примечательно, что годом ранее Государственная дума приняла поправки в 135-ФЗ, которые устанавливали ответственность за «пропаганду нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних»[1025]. Стоит предположить, что данный закон стал фильтром, из-за которого было закрыто или не реализовано много культурных инициатив. Так, в 2019 году развернулся скандал вокруг фильма «Рокетмен», а точнее, вокруг решения российского Минкульта вырезать из картины сцены гомосексуальных секса и поцелуев несмотря на возрастную маркировку фильма 18+. Министр культуры Владимир Мединский охарактеризовал это решение как «верховенство закона»[1026]. Ни российские прокатчики, ни транснациональная киностудия Paramount никак не высказались.

В качестве еще одного примера можно привести ситуацию с законом «О реабилитации жертв политических репрессий». Принятый в России в 1991 году, он представлял собой один из важнейших символов перехода к новому политическому режиму и начало работы с трудной памятью о советском прошлом. Однако по этому закону не был реабилитирован ни один человек, осужденный по статье 121 «Мужеложество»[1027]. Даже после отмены последней в 1993 году ни один осужденный не был реабилитирован как жертва политических репрессий: тысячи людей и их воспоминания о ГУЛАГе остались невидимыми, вытесненными из нарратива об общем прошлом страны[1028].

Все эти скандалы и дискуссии связаны не только с гендерными установками, но и с категорией сексуальности. «Сексуальная идентичность», «сексуальная ориентация», «сексуальные практики» — одни из многих терминов, описывающих политику телесных и сексуальных отношений между индивидуумами, различными сообществами и государством или смежными с ними социальными институтами, такими как церковь. История сексуальности позволяет описать экономическое, политическое и культурное развитие общества в определенный период. Например, вопросы (возраста) сексуального согласия указывают на то, как в определенную эпоху работали механизмы регламентации телесных отношений[1029]. В свою очередь, квир-теория является, с одной стороны, подразделом теории гендера и истории сексуальности, а с другой — метатеорией, которая выводит вопросы гендера и сексуальности на совершенно новый уровень.