Все в прошлом. Теория и практика публичной истории

Одновременно с феминистскими движениями и развитием женских исследований в университетах появилась история сексуальности и телесных практик, которая также легла в основу гендерной, а впоследствии и квир-теории. Основателем этого направления считается французский философ и антрополог Мишель Фуко. Хотя и до него русский фольклорист и филолог Михаил Бахтин пересмотрел в своих исследованиях европейскую культуру через призму телесности и формирования так называемого гротескного тела. Это новое коллективное тело культуры оказалось сексуальным и способным сопротивляться гегемонии власти через карнавальные практики. Публика в исследованиях Бахтина представлена как текучая/неопределенная и обладающая сексуальным желанием[1048]. Для Бахтина сексуальность — часть истории культуры[1049], а для Фуко сексуальность — отдельная тема, которую он исследовал в четырех томах, представляющих собой, как говорил сам ученый, археологию вопроса. До Фуко никто не предлагал и не мыслил категорию сексуальности как культурный, политический и экономический (а не биологический) феномен, который стоит рассматривать в социально-историческом аспекте[1050].

В 1976 году в первом томе своей истории сексуальности, книге «Воля к знанию», Фуко придумывает своего рода новую онтологию человека. Именно сексуальности теперь должен был быть адресован вопрос о том, что мы такое[1051]. Каждый режим знания формирует свою логику желания и выстраивает, согласно этой логике, доступ к информации. Исходя из этого, подчеркивает Фуко, появляются разные нарративы о прошлом — например, можно написать историю подавления сексуальности или же историю страсти[1052].

Фуко также одним из первых замечает, что власть никогда не являлась противоположностью сексу и сексуальности, хотя и ограничивала их. Да и само представление о теле являет собой, по Фуко, набор логик, обусловленных историческими рамками. Человек сам воспроизводит когда-то данные ему запреты, поэтому история подавления сексуальности — лишь одна сторона вопроса. Другая показывает, что логика желания и власть имманентны друг другу: «Если сексуальность и конструировалась в качестве области познания, то это произошло именно исходя из отношений власти, которые ее установили»[1053]. В качестве примера Фуко приводит появление в XIX веке в психиатрии и юриспруденции дискурса о гомосексуальности, который, разумеется, спровоцировал еще большее внимание власти к этому феномену, а следовательно, усиление контроля над ним. Но это породило эффект «возвращенного» дискурса, когда гомосексуальность «стала говорить сама о себе, отстаивать свою законность и свою естественность»[1054]. Практики XIX века позволили говорить о сексуальности и телесности как социально-культурных категориях, формировавшихся исторически и посредством публичных идеологических установок. Так, по мнению Фуко, юридический и медицинский дискурсы XIX века сделали эти две категории (сексуальность и телесность), с одной стороны, центральными, а с другой — самыми вытесняемыми составными частями западной культуры.

В 1985 году американская исследовательница Джоан Скотт развернула логику Фуко внутри академической, а впоследствии и публичной истории, предложив говорить не о женской, а о гендерной истории в целом. Скотт выступила на собрании Американской исторической ассоциации, а год спустя опубликовала ставшую классической статью «Gender: A Useful Category of Historical Analysis»[1055]. С помощью гендерных исследований, по мнению Скотт, можно не просто анализировать отношения между полами в тех или иных исторических обстоятельствах, но и рассматривать механизмы распределения власти в обществе, которые выстраиваются на основе этих отношений. Исследовательница, в частности, предлагала сконцентрироваться на изучении того, как в разные времена формировались представления о «мужском» и «женском» и вытекающие из них истории разных субъектов, формирование гендерных стереотипов и форм подавления, а также возникновение разных сексуальностей.

Гендерная теория заменила узконаправленные женские исследования, став большим междисциплинарным исследовательским полем на стыке таких гуманитарных наук, как социология, история, психология и cultural studies. Гендерный подход, как и феминистские оптики, оказал большое влияние на развитие практик публичной истории. Оптика гендерных исследований позволила поставить вопрос о формировании публичного и приватного в разные исторические эпохи. Например, именно таким вопросом задались кураторы прошедшей в Санкт-Петербурге выставки «Память тела. Нижнее белье советской эпохи» (2011)[1056], рассматривая дискурс защиты тела и навязываемого стыда наготы[1057].

КВИР-ТЕОРИЯ И АЛЬТЕРНАТИВНЫЕ ИСТОРИИ