Все в саду

– В основном кабаны. Как выяснилось, это очень хитрые звери. Они каким-то образом незаметно пробирались в деревню и спаривались с домашними свиньями. В результате тут вывелся новый вид кабанов – очень выносливых, прожорливых, умных и на генетическом уровне чувствующих людей. От этого с ними стало тяжело справляться. Они безбоязненно разгуливали по всей деревне. И к нам в сад с Лулу тоже забредали… Я часто приезжал сюда на машине первым. Разжигал камин, готовил еду. Лулу добиралась на поезде в субботу, я встречал ее на вокзале, как сегодня вас. Дела постоянно держали ее в городе. Она много и тяжело работала. В 9.30 в офисе, как штык. И выбраться за город могла только на выходные.

… Мы подъезжаем к глухой каменной стене, Таде открывает ворота пультом дистанционного управления, и мы оказываемся среди дремучего, неухоженного и безнадежно заросшего сада. Тишину пронзает лишь голос горлицы.

– Слышите? Лулу почему-то различала в их крике вопрос: “Что-что ты сказал?” (Qu’est-ce que tu as dit?)

Некогда белоснежный дом с голубыми ставнями на окнах заметно потемнел и как-то осел. Теперь он плотно схвачен плющом, таким мощным, что еще немного и, кажется, он сокрушит стены и кровлю. Окна и двери раскрыты, деревянные ставни во многих местах сломаны. Мы заходим внутрь.

– Вы не закрываете двери?

– Последние годы нет. Мне всё равно теперь.

– А как же пресловутые воры?

– Воры? Был у нас с Лулу неприятный случай – в нашу парижскую квартиру проникли двое посреди ночи. Мы проснулись, когда они уже стояли возле нашей постели, направив на нас свои обрезы. Меня связали, заткнули кляпом рот. Стали грозить изнасиловать жену, если я им не укажу тайник с деньгами. А Лулу повела себя на редкость смело и артистично. Конечно, она испугалась, но заставила себя разыграть спектакль, притворилась очарованной грабителями дамочкой. Она активно кокетничала, смущалась, извинялась, заигрывала с ними. Говорила, что у нас ничего такого нет, кроме коллекции ее бижу (которая на самом деле почти ничего не стоила). Но они поверили, что это целое состояние, и забрали с собой все ее брошки, бусы, клипсы, которые нашли в шкатулках. Уходя, они еще сняли у нее с пальца обручальное кольцо. (Свое я не носил.) Это была единственная вещь, которой она действительно дорожила. Когда они убрались, нас трясло как в лихорадке. Кое-как справившись с нервами, вызвали полицию. Конечно, этих подонков никто не нашел. Но через какое-то время мы получили по почте конверт без обратного адреса. Там было… кольцо Лулу. Письмо пришло незадолго до ее смерти. Мне уже было не до поисков отправителей.

– И вы всё равно не закрываете двери?

– Всё равно. Потому что теперь, когда нет Лулу, мне ничего не страшно…

Таде водит меня по дому— создается впечатление, что хозяйка была тут всего пару минут назад и спешно выбежала в сад полить цветы или сорвать к обеду пучок зелени. На кухонных полках ее поваренные книги, посуда, чашки и тарелки. На стене старый выцветший календарь – я уверена, если отыскать год, он наверняка совпадет с годом ее смерти. Именно тогда Таде решил ничего здесь не трогать и не передвигать, чтобы не нарушить ею заведенный порядок.

– Знаете, я постоянно живу в Швейцарии. В комфортабельном особняке со всеми удобствами, который когда-то принадлежал моему отцу. Это далеко-далеко отсюда. Но несколько раз в год я всё бросаю и приезжаю в Жизор. Просто чтобы побыть с ней. Потому что она по-прежнему здесь. Я это чувствую. И мне становится как-то легче. Как правило, я провожу в этом доме по три недели через каждые два месяца. Здесь мое сердце успокаивается. Пусть и ненадолго.

Мы выходим в сад и садимся на старые железные стулья с облезлой белой краской, у пустого ржавого стола, по которому ползают толстые черные шмели. У Таде слегка дрожат пальцы, когда он сбрасывает пепел с сигареты в блюдце. Каждый раз, когда он произносит имя жены, его скулы непроизвольно вздрагивают, а глаза наполняются слезами. Я чувствую, что ему по-прежнему очень больно говорить о ней.