С Ларисой Сева познакомился спустя месяц от начала трудовой деятельности. В Институте сотрудников постоянно откомандировывали из отдела в отдел — сказывалась нехватка персонала, руководству приходилось маневрировать, «латать дыры» на манер Тришкиного кафтана. Где требовались рабочие руки — туда бросали малоквалифицированных сотрудников. Миниатюрную девушку, похожую на светловолосую украинку, прислали из отдела Главного конструктора, помочь в подготовке рисунков.
— Привет, мальчики! Я — Лариса.
На звонкий голос повернули голову оба «мальчика». Михаил Егорович, который скрывал свой возраст (злые языки утверждали, что ему предлагали уйти на пенсию еще до мировой войны четырнадцатого года), уставился на девушку поверх очков, видимо раздумывая: расценить фразу как хамство, или комплимент.
— Всеволод, — назвался другой мальчик, и чуть привстав, отвесил излишне глубокий поклон.
И тут же взял инициативу в свои руки:
— Кажется, вы поступаете в мое распоряжение.
Лариса улыбнулась, оценив шутку.
Севе девушка понравилась сразу. Бесхитростная, открытая, не броская, но очень женственная. Не «тургеневская девушка», ни в коем случае. Скорее героиня Куприна.
Шеф перестал сверлить присланную рабочую силу глазами и занялся своими расчетами, отдав вновь прибывшую на откуп сотруднику. Такой прыти от Всеволода он не ожидал. Да Сева и сам не понимал, откуда взялись слова и наглость объявить себя начальником.
С Ларисой дела пошли значительно лучше. То, на что у Севы уходило по часу, и получались ужасно коряво, под ловкими пальчиками Ларисы приобретало эстетическую ценность буквально за пятнадцать минут. Да и чертила она не в пример быстрее. Сева не уставал нахвалить помощницу шефу. Но тот лишь пожимал плечами, мол, а чего ж мы ее призвали?
Приходилось Севе в благодарность оказывать даме знаки внимания, развлекать светской беседой. Однажды разговор зашел о «малой родине» Севы.
— Ты из Питера, да? Как я люблю этот город!…
Ну, да, разумеется. Северную столицу у нас любят все. Даже те, кто ни разу там не был. Кажется, кроме москвичей и одесситов. Тем, пока они не увидят все своими глазами, ничего не нравится.
— … правда, я ни разу там не была…
Сева нарочито басовито хохотнул.
— Нет, ты не смейся. Я действительно не бывала в Ленинграде, но, наверное, знаю об этом городе все! Нева, разводные мосты, белые ночи, атланты на ступенях Эрмитажа… Мне кажется, что все это я видела не один раз. — Лариса вдруг смутилась. — Ты, надеюсь, не примешь меня за восторженную дуру.
— Нет, что ты! — Севе очень импонировала ее открытость. — Я тебя понимаю. Знаешь, живя в Питере, не обращаешь на все это внимания. Ну… как бы тебе объяснить… Чуть не с детского сада тебя водят на экскурсии в Летний сад, Эрмитаж, Русский музей… Все это становится таким обыденным, надоедает, как… уроки литературы в школе. То есть, хочу сказать, что приезжие часто знают Петербург лучше нас.
Севе вдруг вспомнился родной город. Не открыточно-выставочный Ленинград-Петербург, а замусоренный, неухоженный, раздираемый противоречиями, уже завоевавший сомнительную славу «криминальной столицы»; средоточие политических интриганов — «радетелей за Россию»; намалеванные на стенах, поверх старых надписей типа «Зенит-чемпион» и «Виктор Цой, мы тебя не забудем», черной краской воззвания: «Бей жидов!»… Нет, не мог он сейчас гордиться своим городом. Хотя тот все равно был самым лучшим на всей Земле.
Как-то само собой получилось, что Сева начал провожать Ларису домой. Ну, в общаге все равно ведь делать нечего. Просто шли, болтали, так, без задней мысли. Расставались возле подъезда. И все. Сева топал к себе.
Как второклассники, какие.
А если у Севы и возникала мысль: надо бы пригласить ее куда-нибудь, в ресторан, скажем, то сразу вставал вопрос. Даже два. Удобно ли это? И главное, на какие шиши? Зарплата у молодого специалиста… да что там говорить — бывает и хуже. Хотя, куда уж хуже. Так, ведь, и ту задерживают. Единственное развлечение, которое Сева мог себе позволить — раз-другой в неделю посидеть в пивбаре на углу Энгельса и Сосновой. А Ларису туда не поведешь, уж больно публика там… плохо воспитанная, скажем так — из десяти слов семь, примерно, матерных произносят. Люди грубого физического труда — где им было галантным манерам выучиться.
Лариса намеков не делала, не кривила губ: что, мол, за кавалер такой. Но Сева чувствовал: девушке их «школьных» прогулок мало. Нужно делать следующий шаг. Или отвалить. В общем, или-или.
Вопрос решился сам собой.
Отчет закончили, и Лариса в один прекрасный день вернулась в бюро Главного конструктора.
Всеволод почувствовал себя беспородным щенком, с которым поиграли во дворе, да и оставили.
VII. Знал бы прикуп — жил бы в Сочи