Все ведьмы рыжие, или Будь моей ведьмой[СИ]

— Буслай хохрикий, — нет мавые на меня плохо влияют, — в смысле здоровья вам, Нина Федосеевна.

Но бабушка как зачарованная, медленно повторила:

— Буслай хохрикий…

Решив не акцентировать, я метнулась в лифт и сбежала с глаз шокированной публики. На лестничной площадке инцидентов не было, а в квартире вообще никого не было — родители возвращаются позже.

Разувшись в прихожей, я стянула и джинсы, в очередной раз прокляла Стужева. И да — я не могла их выбросить! Вышивка от мавых была невероятна, такое выбросить рука не поднималась. Решила, что простирну, а потом срежу хоть бусинки. И зашвырнув изодранные джинсы в раковину, я включила воду…

Дальше случилось нечто! Вода засверкала, засияла, мыльные пузырики начали разлетаться во все стороны, а джинсы… они начали срастаться и через мгновение были абсолютно целые, совершенно чистые. Потрясенная я выключила воду, отжала ткань, развернула брюки… и они высохли! Мгновенно!

Зазвонил телефон. Уже не выпуская джинсы из рук, прошла в прихожую, достала телефон — номер незнакомый. Подумала и вырубила сотовый — ну их всех, номера эти незнакомые.

И тут послышался стук в двери и уставшее:

— Ильева, имей совесть!

Коля Сидорчук — сосед и волей не счастливой судьбы одногруппник, заколотил в двери.

— Ильева, мне впадлу топать домой и звонить тебе с домашнего.

Начинается! Сейчас будет «Дай конспект», или банальное «А чего задали-то?». И некоторых не волнует, что я сегодня, между прочим, тоже пары прогуляла.

— Сидор, — я распахнула двери, и разъяренно посмотрела на Колю, — что?

Сосед в домашней майке, линялых шортах и домашних тапках, до моего явления лениво жевал жвачку… Сидорчук ее всегда жевал, лет с тринадцати, не курил правда, но жевал постоянно. И тут случилось эпическое и впервые мною виденное — у Коляна отвисла челюсть и вечная жвачка белым обслюнявленным комком повалилась на пол.

— Уберешь сам! — грозно предупредила я.

Сидор не ответил — медленно, расширившимися очами он начал исследование моих ног, а закончил грудью.

— Вы кто? — осипшим голосом вопросил Колян.

— Издеваешься?! — рявкнула я.

Сидорчук поднял осоловевший взгляд выше и уставился на мои… губы.

— Выше, Сидор! — срываюсь на рык.

Поднял выше, и, о, наконец, глядя в мои глаза, пробормотал:

— Рита…

— Здрасти, Сидорчук, — язвительно поздоровалась я. — Так чего хотел?!

Невменяемый взгляд пополз ниже, остановившись в районе груди. Потом опустился ниже, и замер на ногах. Челюсть вернулась в отвисшее состояние.

— Ты обкурился, что ли? — уже встревожено спросила я. — Коль? Коля, блин. Коль, может я тете Тане позвоню?

На имени собственной матери Сидор снова вернул взгляд в район моего лица и вдруг как выдохнет:

— Рита, ты такая… и глаза зеленые!

— Что? — кажется, теперь у меня шок.

— Рита, — Колян сглотнул, — а что ты сегодня вечером делаешь?

— Елдыга захухреная! — и привязался же мавовый лексикон. — В смысле с Ромкой сижу. Коль, ты пил сегодня?

Сидорчук молча, но активно отрицательно покачал головой.

— А чего хотел? — положительно не понимаю происходящего.

— А? Так… зайти… увидеть… — и взгляд, покинув область, принятую для изучения во время общения, устремился вниз.

Зазвонил телефон. Глянув на Сидора, окончательно поняла что пьяный, и, закрыв дверь, побежала к аппарату.

— Ритусь, — раздалось в трубке, — ты чего телефон отключила?

— Привет, Кать, достали просто.

— Привет. Ритусь, ты сегодня не посидишь с Ромкой?

— Уже собираюсь, — понимаю, что при одной мысли о малом, начинаю улыбаться.

— Спасибо, зайчонок, а то мне опять в ночную. Когда будешь?

— Ну, — я глянула на часы, — минут тридцать.

— Не успею, — простонала Катя, — тогда Ромку закрою, сама зайдешь. Пока-пока, и Рит, спасибо.

Собиралась я в режиме «тридцать секунд до взрыва». Шорты, рваная майка с изображением воющего на луну волка, кепка на встрепанные волосы, черные кроссы на широкой платформе, рюкзак, все тот же с карточками, скатеркой которую простирнуть надо, разве что документы в стол забросила и рывок на короткую дистанцию.

Рывое вышел дерганный — дверь открылась не с первого раза. Когда так открылась, там все еще стоял Сидор, потирая растущую шишку.

— Бросай пить, — запирая дверь, посоветовала я, — бросай, без мозгов же останешься.

Коля чего-то хотел сказать, но уставился на прорези в майке и завис.

— Жми на перезагрузку, — крикнула я, влетая в лифт.

* * *

Нервно постукивая по замусоленной стенке, дождалась спуска и вылетела в подъезд. Дверь была распахнута, так что теперь забег начался легко, но зря я надеялась на отсутствие полосы препятствий! Нет, началось все успешно — прыжок черед истресканный бетон, вылет на беговую дорожку, а вот дальше…

— О-па-ся! — выдал друг Коли Сидоренко, направляющийся к нему на высокоинтеректуальную беседу с тремя медведями в руке.

«Три медведя» весело бултыхались в двухлитровой бутылке, из кармана торчала пачка сухариков, а судя по реакции, сам Павлитос уже литрушечку уговорил.

— Здароф!

Поприветствовала я, и собиралась пойти на обход, как друган Сидора расставил руки, загораживая дорогу.