Все ведьмы – рыжие

Знакомый с детства подъезд – раньше тут жила бабушка, потом отец замутил с Катей, ушел от нас, и они поселились здесь, в квартире, которая раньше приносила семье доход. Потом родился Ромка, и отец сделал единственное для сына хорошее – из квартиры он их не выгнал. В остальном папа после возвращения к маме наведывался сюда раз в полгода, оставлял деньги, с каждым разом все меньше, кривился, когда малыш к нему бежал, и был категорически против моего здесь частого присутствия. Мама тоже. А Катя разрывалась на двух работах, обожала сына, не держала зла на моего отца и всегда очень радовалась мне. Нет, к Кате у меня было сложное отношение, с одной стороны, девчонка она неплохая, всего на шесть лет старше меня, с другой… не прошла папина попытка создать вторую семью бесследно для нашей семьи. Так что Катя для меня была кем-то все же неприятным, а вот братика я очень любила.

И открывая дверь старым ключом, я уже слышала, как босые ножки бегут по дорожке.

– Йита! – Счастливый визг на всю квартиру.

– Ромка! – Бухаюсь на колени и ловлю мелкого.

Маленькие ручки сжимают шею, мокрый от мороженого нос утыкается в щеку, а липкая маечка явно получила мороженки больше, чем нос, но все это такие мелочи!

– Мама давно ушла? – подхватывая ребенка, разворачиваюсь, закрываю дверь.

– Давно, – шепчет Ромка, продолжая прижиматься ко мне изо всех сил.

Вот Катька! Знает же, что малый боится один оставаться в квартире, могла бы и подождать меня.

– Голодный? – задала я следующий вопрос, скидывая кроссы и рюкзак и направляясь на кухню.

– Кусал! – гордо ответил Ромка.

– Мороженку? – недоверчиво спрашиваю, ибо знаю, как Катя готовит.

Ром все так же гордо кивнул.

Катя. Иногда я начинаю понимать, почему папа ушел от нее!

– Пошли варить кашку, – решительно сказала я.

– Васебную? – проявил Ромка живейший интерес.

– А то, – я вспомнила про скатерть, – и у нас даже будет скатерть-самобранка!

– У-у, – глазенки предвкушающе засверкали. – Самабака…

– Самобранка, – поправила я. – Это значит, что ее брать… – думала сказать можно, вспомнила, с кем разговариваю, и категорично добавила: – нельзя.

– Самабака… – повторил Ромочка.

Мне его вариант нравился.

Зайдя на кухню с горами грязной посуды и неубранным столом, на котором имелись остатки пиццы и пустые одноразовые коробочки от покупных салатов, я усадила Ромку на детский стульчик, поставила воду греться, потом сходила за скатертью и загрузила ее в режим деликатной стирки.

– Гречка, пшенка, рис? – начала перечислять варианты.

– Пюе, – внес свое предложение малыш.

– Пюе, – повторила я, в задумчивости оглядывая кухню.

С овощами тут всегда туго, обычно я таскаю, чтобы малому супчик сварить. Года два назад я вообще предложила маме забрать Ромку к нам, Кате он тогда был не нужен, а дома за ним точно смотрели бы лучше… Страшно вспомнить, что было после, и данный вопрос я больше никогда не поднимала, да и походы к Ромке скрывать начала.

– Ромка, для пюе нам нужно в магазин сходить, давай пока кашку.

– Гьечку, – смирился с неизбежным малыш.

А может, не так уж и плох вариант съехать на отдельную квартиру и деньги взять? Забрала бы Ромку к себе, наняла няню, и было бы у нас все хорошо…

– С подливкой, – предложила я.

Ромка кивнул, и, поставив сковородку на огонь, я принялась искать лук. Не нашла. В итоге мы плавно забыли про подливу, вода вскипела, гречка сварилась, я обрадовалась маслу сливочному и все его вбухала в кашку. Ромулечка терпеливо ждал. Вообще потрясающий ребенок – не капризничает, не скандалит, нежный такой и ласковый – самый лучший мужчина в мире!

– А потом, – я рассказывала про сказочную страну, в которой сегодня побывала, – дерево попросило сигарету.

– Куить плохо, – вставил умную мысль Ромка.

– И я о том же, – потрясая ложкой, которой кашу мешала. – А потом было такое…

Внезапно от двери послышался смешок, и я услышала веселое:

– Какое?

Ромка вздрогнул от неожиданности и заорал. Я, швырнув со злости ложкой в Стужева, рванула к малышу. Быстро вытащила из стула, обняла, начала успокаивать, потом вовсе унесла в детскую. Там маленький долго еще всхлипывал и дрожал, а я, стараясь не думать, что будет с гречкой, все укачивала его на руках.

– Плохой, – немного успокоившись, прошептал Ромочка.

– Да вообще козел! – не сдержалась я.

– Козики хаосие, – возразил ребенок.

Из коридора раздалось:

– Гречку я выключил.

– Теперь испарись! – рявкнула в ответ.

Тишина.

Слов вообще нет. Придурок!

– Йита злая, – заметил Ромочка.

– Идем кушать, – предложила я.

И мы прошли по коридору, мимо бесстыжего Стужева, который держал в одной руке фотографию Ромки и Кати, а в другой – трубку домашнего телефона и даже не смотрел на нас.

Войдя на кухню, я снова усадила малыша, достала уже сухую скатерть из машинки, и, убрав все со стола, расстелила. Ромка заинтересованно уставился на вышивку. Я тем временем вымыла тарелку, насыпала гречку, распределила по тарелке тонким слоем, чтобы быстро остыла, подула и поставила перед ним.

– Кушай красиво, – строго напомнила.

Из коридора раздалось:

– Рит, обними малыша, я зайду очень медленно.