Все ведьмы – стервы, или Ректору больше (не) наливать

— Не нужно сожалеть… — прошептала. Говорить удавалось с трудом — не хватало воздуха. Но боль все никак не приходила. Только в голове начало мутиться.

Дракон остановился напротив и дрожащей рукой заправил мне прядь волос за ухо.

— Как же так, Тиль?.. — прошептал он. — Как же так…

— Я не специально… — улыбнулась, не в силах отвести от него взгляда.

В его ответном было намешано столько всего, что дышать становилось еще тяжелее.

Внезапно захотелось поделиться с ним сокровенным, тем, чем я не делилась ни с кем и что все это время было очень личным.

— …Знаешь, я всегда мечтала… полюбить. По-настоящему… Чтобы навсегда… Чтобы не размениваться на… пустое… Все думали, что это потому, что так было у моих родителей… а всё… — Воздуха не хватало и приходилось останавливаться, — все совсем не так… Я хотела полюбить, чтобы у меня было не так, как у них… Не так… Нелюбовь рождает ненависть, злость и… равнодушие, а я… хотела… иначе. И я… полюбила… тебя… Хоть что-то у меня… получилось… Значит, все… не так плохо…

— Тиль… — в голосе и взгляде Майкла было столько боли, что мне дико захотелось его утешить, но… как? Он нежно дотронулся до моего лица пальцами. Они дрожали, а голос подводил: — Тиль…

— Майкл… — впервые я произнесла вслух его имя и прикрыла глаза — держать их открытыми уже не было сил.

— М-м-мать-т-тильда! — внезапно закричал он и сжал мою безвольно повисшую руку. — Не оставляй меня!

Я чувствовала, что он хочет прижать меня к себе, сжать в объятиях и не отпускать, но боялся даже дотронуться, чтобы не сделать хуже.

Я снова приподняла налившиеся неимоверной тяжестью веки:

— Не могу… — Из моих ослабевших пальцев выпал небольшой мешочек, и я улыбнулась: — Я забыла… возьми.

— Что это? — он даже не отвел от меня взгляда, словно боялся упустить мое последнее дыхание.

— Желудь… он им… не достанется…

Да, я умудрилась его срезать магическим лезвием с пояса Шаболданской, пока она пялилась на гадившую дочь. Я же ведьма, я могу… Агрессия не была направлена на саму магичку, вот ее амулеты и не сработали.

Метавшийся рядом Огурчик внезапно перестал скулить и подошел ближе:

— Агхр-агхр-агхр! — сначала неверующе, а потом все настойчивее говорил он, тыча куда-то на пол. Видимо, на мешочек с желудем.

— Да забирай его, — тихо произнес дракон.

Огурчик ухватил его с пола и с благоговением достал Желудь жизни, но, вместо того чтобы отстать, снова начал дергать дракона:

— Агхр-агхр-агхр!

— Да отстань уже! — рявкнул тот, собираясь выдрать у него свою руку, но внезапно замер с остекленевшими глазами, будто Огурчик показал ему какую-то картинку. А потом медленно повернул к нему голову: — Ты правда сможешь? — Урунгуз неуверенно кивнул и снова что-то ему показал. — Я понимаю, что в лесу тебе было бы удобней, но ее нельзя перемещать. — Очередной телепатический обмен. А ведь я даже не представляла, что он так может. Или мне все это уже кажется в предсмертном бреду? — Я помогу — волью свою силу…

Огурчик отрицательно замотал головой и жестом показал отойти подальше. Дракон растерянно посмотрел на мою безвольную руку в своей ладони:

— …Тиль, я…

Но я уже его не слышала. Веки сомкнулись, и я потеряла связь с реальностью.

* * *

Майкл ван Драг

Когда Тильда потеряла сознание, он почти перестал чувствовать в ней жизнь. От одной только мысли, что ее вот-вот не станет, было тяжело дышать, а в ушах шумело. Дракон внутри метался и… выл. Окончательно слететь с катушек не давала только призрачная надежда, подаренная урунгузом.

И почему в самый ответственный момент его магия и сила ничего не значат?! Такие раны не вылечит ни один лекарь и не залатает ни одно заклинание самого высшего порядка. Но надежда — единственное, что у него сейчас осталось — торопила и твердила: медлить нельзя!

Майкл ухватился за огромную сосульку, с его руку в обхвате, и резко потянул на себя. Откинул ее прочь и подхватил оседавшую на пол девушку. Аккуратно уложил ее на покрытый не тающим «снегом» пол. Как же красиво разметались ее волосы на этом «снегу». Но все портили алые капли крови на нем. Дракон не удержался, снова заправил за ухо непокорный локон и… отступил.

Какого же труда ему это стоило! Но он, как и требовал урунгуз, отошел на десять шагов и наблюдал за происходящим.

Огурчик сел рядом с Тильдой на пол, зажал желудь между ладоней, прикрыл глаза и… запел. Сначала показалось, что замычал. Постепенно его голос становился все сильнее, начал дробиться на множество нот, будто пел уже не один Огурчик, а целая стая. Казалось, что урунгуз поет не связками, а всем телом. А потом ладони, в которых лежал Желудь жизни, засветились мягким зеленым светом. Это свечение разрасталось, образуя шар, который вобрал в себя продолжавшего петь урунгуза и Матильду.

Это продолжалось несколько долгих… очень долгих минут. Дракону казалось, что они растянулись в часы.