Все волки Канорры

Короли были людьми образованными. В детстве их учили самые передовые учителя по самым современным учебникам, так что как выглядит древнеступ, они знали неплохо. У Килгаллена вообще был букварь, в котором именно древнеступ представлял букву «Д», а внизу помещалась короткая статья о привычках, нравах, местах обитания, а также времени и причинах исчезновения этих грандиозных животных. Король Гриома и сам был бы не прочь покрасоваться на породистом древнеступе, но если верить ученым, они окончательно вымерли более пяти веков тому — и тут, как сказал бы граф да Унара, такой пердюмонокль.

Что сказал бы по этому поводу граф, Килгаллен знал наверняка, потому что щедро оплачивал немаленький штат шпионов во дворце Юлейна, и они еженедельно доносили ему происходящее там в мельчайших подробностях. И вот выходит, что про пердюмонокль он знал, а про древнеступа нет, хотя предпочел бы наоборот. Трехглазый чувствовал себя как человек, который поддался на уговоры рекламы и приобрел за немаленькие деньги набор синих купсиков. Синие купсики интересны только тем, что они синие, в отличие от обычных зеленых купсиков. Вероятно, предполагается ими любоваться, но купсики выглядят так, что это решительно невозможно; а ни на что другое они — будь то синие, будь то зеленые — не годятся.

Король, который любит удовольствия, конечно, не так опасен,

как тот, кто любит славу.

Нэнси Митфорд

Юлейн самозабвенно наслаждался происходящим, не подозревая о жестоких душевных переживаниях своего венценосного собрата. Он с живейшим интересом разглядывал происходящее у подножия древнеступа, как с вершины смотровой башни. Там, внизу, плескалось пестрое людское море; оно рокотало и шумело, накатывалось с грозным ревом на его твердыню и снова отступало с возмущенным шелестом. За его спиной верный Гегава тихо возился с кучей необходимых в бою предметов — от длинного обоюдоострого меча и фляжки с лекарственной бамбузякой, подарком доктора Дотта, до книжечки с наставлениями Такангора и запасной палочки для управления древнеступом. В объятиях король крепко держал Птусика, здраво рассудив, что летучий мыш вряд ли сумеет нацелиться на портал собственными силами. Птусик, немало настрадавшийся от дверей, колонн, букраниев, потолков и окон кассарийского замка, не протестовал. Но сейчас, увидев раскинувшуюся перед ним равнину, сплошь покрытую войсками, радостно взвизгнул:

— Свобода! — и поднялся на крыло.

Король проследил за ним отеческим взглядом. В полете мыш ужасно напоминал угловатого дракона-младенца, каким его представлял себе Юлейн по детским сказкам. Лучники Лягубля, видимо, читали какие-то другие сказки или сделали из них противоположные выводы. В любом случае, они принялись осыпать Птусика тучами стрел, еще не догадываясь, каким бесполезным делом занимаются.

Пока летучий мыш свободно, весело и бесцельно мотался над Кахтагарской равниной, Бургежа целеустремленно подлетел к пятерым командующим. Три короля, один князь и один Великий Командор, не сговариваясь, смерили его холодными надменными взглядами, уверенные в том, что нахальный эльфофилин стушуется и сгинет с глаз долой. То есть, в точности повторили ошибку лягублийских лучников — ввязались в предприятие заведомо проигрышное и абсолютно бесполезное: перемаргиваться с Пухлицерским Лауреатом можно было часами.

— Доброе утро, ваши величества и светлости! — весело воскликнул Бургежа. — Значит, план у нас такой: быстро, внятно, по возможности, остроумно отвечаем на вопросы интервью, и я полетел дальше, потому что вам-то хорошо, вы свое дело сделали и теперь можете отдыхать, а у меня ни секунды свободной. День, вы не поверите, расписан на неделю вперед.

Ройгенон молча кивнул рыцарям личной гвардии, приказывая избавиться от дерзкого военного корреспондента.

— На вашем месте я бы исполнился сознанием собственной гордости за то, что стою в одном ряду интервьюируемых с Галеасом Генсеном, владыкой Преисподней, маршалом Каванахом и бригадным Зверопусом Первой категории, — укорил его эльфофилин, ловко уклоняясь от рыцарского меча. — Поразительно однообразная реакция, доложу я вам. — Он доверительно понизил голос. — Такое впечатление, что всех тиранов лепят как свистульки в одной свистульной мастерской. И в интервью, уверен, вы тоже не скажете ничего нового. Если бы вы знали, сколько доработок потребуется, чтобы ваши речи звучали хоть чуть-чуть членораздельно, чтобы хоть капельку запахло индивидуальностью — про личность я и не говорю, — вы бы ужаснулись и заплакали. Даже угрозы какие-то стандартные, как под копирку. Думаю, власть отупляет, — Бургежа на секунду задумался и вдруг озарился. — Знаете, пожалуй, мы так и начнем! Корона, напишем мы во вступлении, деформирует большинство голов.