Все возрасты любви покорны

Да все, хотел ответить я. Но что-то меня остановило. Я опять промолчал. Однако, наверное, мой взгляд оказался слишком красноречивым, потому что Светка стала уже совсем пунцовой и даже пошла на попятный.

– Я не писала эту записку, но я зашла в раздевалку и подложила ее Артему, – сказала она. А на мой немой вопрос последовал незамысловатый предсказуемый ответ: – Меня попросила об этом одна девочка. Ты ее не знаешь, она не из нашего класса.

И моя крепость пала. Не мне сражаться со Светкой. Мое дело – ее боготворить. Но, как сказал когда-то давно один французский, кажется, король, все пропало, кроме чести.

– И все же читать чужие письма подло, – продолжаю я отстаивать свой последний бастион.

– Да, конечно, ты молодец, – с женской непоследовательностью хвалит меня Светка. – Хилый, но смелый!

Вот и гадай – то ли похвалила, то ли посмеялась надо мной. И она такая всегда, сколько я ее помню, а учимся мы с ней вместе с первого класса. Словно двуликий Янус. Но только не в современном его понимании, как символ двуличия, лицемерия и лжи, а в том, которое в него вкладывали древние римляне – божество неба и солнечного света, которое открывало и закрывало небесные врата, выпуская солнце на небосвод. У двуликого Януса было два лица – молодое и старое, смотрящие в противоположные стороны. Вот и Светка такая – то поражает своей почти детской наивностью, то вдруг такую мудрую мысль выскажет, что только диву даешься. С ней очень не просто.

Но я все равно люблю Светку. Как сказала бы моя мама, это моя карма. Если бы я мог сказать ей об этом… Но после вчерашнего на моих устах вековая печать. Я не могу. Пусть она догадается сама. И, поразившись моей скромности и самоотверженности, вознаградит меня своей любовью, но прежде раскается в прошлых ошибках.

– Кстати, завтра мой день рождения, – вдруг говорит Светка. – Придешь?

А сама смотрит на меня с тревогой и чуть ли не с мольбой. Я понимаю, о чем она думает, и что не досказала. И, вместо того, чтобы помучить ее, прихожу ей на помощь, спрашиваю:

– Можно с Артемом?

– Как хочешь, Миша, – ласково отвечает Светка и быстро уходит, чтобы я не успел увидеть, как она расцвела от счастья.

И я снова убегаю с последнего урока. У меня есть деньги, сэкономленные на школьных обедах с начала года. Брожу по магазинам, выбираю Светке подарок. Духи? Пошло. Конфеты? Еще обидится, подумает, что принимаю ее за ребенка. Цветы? Старо. Цветы я всегда покупаю на день рождения маме. Да, оказывается, это очень не просто – выбрать подарок любимой девушке.

А вот, кажется, то самое. Подарок со смыслом. Фарфоровая собачка. Символ бесконечной преданности. Прошу продавщицу завернуть ее в розовую бумагу и перевязать красивой голубой ленточкой.

Но собачка нема, а мне хочется многое сказать Светке. И я сочиняю стихи, почти до утра. Утром, чуть ослабив ленточку, вкладываю листок со стихотворением в сверток.

Втайне я мечтаю о том, что Светка возьмет мой сверток, развяжет ленточку, развернет бумагу, увидит собачку, прочитает стихотворение – и, конечно, все сразу поймет…

Воскресенье.

По шумным и торопливым даже в воскресный день улицам я иду к Артему. В руках у меня сверток, который я очень берегу, а потому несу двумя руками и то и дело задеваю растопыренными локтями прохожих. Извиняюсь, огрызаюсь, отмалчиваюсь, но упорно продолжаю свой путь. Можно было бы проехать на автобусе, но я не доверяю общественному транспорту. Кто-то может толкнуть меня под руку, сверток упадет на пол, собачка разобьется. Я заранее настроился на самое худшее и, мне казалось, выбрал самый безопасный вариант.

Но худшее ожидало меня впереди. Когда я, пренебрегая лифтом, поскольку тот мог неожиданно сломаться и надолго застрять между этажами, взобрался на седьмой этаж и позвонил, мне пришлось долго ждать, пока Артем откроет. За дверью сначала было тихо, потом послышались… не шаги, а прыжки, словно приближалось кенгуру. А когда дверь, наконец, открылась, я увидел, что это был все-таки сам Артем, но передвигался он действительно прыжками, так как его правая щиколотка была туго обмотана бинтом.

Увидев это, я сразу же понял, что день рождения отменяется, во всяком случае, для Артема. Как бы он ни был тренирован, но до Светкиного дома на одной ноге не допрыгает. И я загрустил.

Артем же, увидев меня, обрадовался.

– Проходи, – пригласил он. – Хорошо, что пришел. А то я дома один, скучаю.

И запрыгал обратно в комнату, даже не спросив, зачем я заявился к нему, да еще и в воскресенье. Тоже мне, радушный хозяин! Лучше бы ноги берег…

Хмурясь, я прохожу следом. Дома у Артема я еще не был. В его комнате все стены завешены фотографиями самолетов и космических ракет, а на письменном столе, полках, телевизоре – в общем, везде, где только можно, стоят модели и макеты тех же самых, что на снимках, летательных аппаратов. Вспоминаю, что отец Артема – военный летчик. Ничего не поделаешь – гены! Сам грешен.

– Что с ногой? – с лицемерной заботой спрашиваю покалеченного друга.