Все впереди

«Может, надо, а может, и нет, — подумал Медведев, разглядывая его. — Я, во всяком случае, говорить с тобой не имею никакого желания. Да-с, ни малейшего. А идущий, так сказать, впереди нисколько не постарел. Правда, наметилась лысина и брюшко. Остальное вполне по-старому…»

Михаил Георгиевич продолжал:

— Я звонил, но получилось не очень удобно, поэтому и решил нагрянуть незваным гостем. Ты, надеюсь, поддерживаешь перемирие?

Медведев слушал. Ему захотелось прервать это нудное многословие и перед носом гостя захлопнуть калитку. Вместо этого он спросил с усмешкой:

— Мы что, в состоянии войны?

— Я думаю, да, — обрадовался Бриш.

— Тогда прошу! — Медведев еще раз торжественно распахнул калитку. Он хотел добавить: «К моему шалашу», — но раздумал. Ведь сарайка и впрямь была почти шалашом. Михаил Георгиевич поместился на табуретке, ноги пришлось просовывать под кровать. Ни выключать радиорепродуктор, ни закрывать дверь, ни предлагать чаю, ни садиться Медведев не стал. Он ждал.

«И солнце утром не вставало б, когда бы не было меня», — оглушительно пропело радио.

— Какая самонадеянность! — Медведев выдернул вилку.

— Не самонадеянность, а самодеятельность, — поправил Бриш. — Ты куришь?

— Нет.

— А как насчет этого? — Бриш щелкнул себе по шее.

— Тоже нет. Ты разочарован?

— Да ну, что ты… Просто думал, что десять лет — это… в общем, я бы, наверно, там и пил, и курил.

— Во-первых, не десять, а шесть, — злясь на себя, заговорил Медведев. — Во-вторых, там далеко не все курят и чифирят…

— А в-третьих? Я вижу, ты хочешь что-то добавить.

— В-третьих… Дорогой мой! Если б это случилось с тобой, тебя бросилась бы спасать целая армия защитников. Пол-Москвы бы встало стеной! И ты бы отделался всего лишь легким испугом.

— Со мной никогда ничего подобного не случится, — убежденно сказал Михаил Георгиевич.

— Ты уверен?

— Я никогда в ходе работ не менял принципиальные схемы. Тем более не общался с паяльником. И если б этот дурак не брался за паяльник… если б он включил хотя бы осциллограф… Не говоря о системе регистрации…

— Грузь был умнее тебя! И если ты еще раз… Слушай, а зачем ты приехал? Что ты хочешь?

— Извини, извини, дай мне закончить, — говорил Бриш, как бы для обороны выставляя ладони. — Если б он не полез в схему, все было бы… Кстати, ты знаешь, что работа по твоему проекту велась все это время? Она и сейчас ведется. Но я предлагаю тебе другой институт.

— Лаборантом? — усмехнулся Медведев.

— Почему же? Младшим научным сотрудником можно хоть завтра. Есть полная договоренность. На периферии прекрасные коллективы…

— Ба! — Медведев шлепнул себя по лбу. — Какой я стал тугодум. Это же почетная ссылка! Но, дорогой мой, меня и так тошнит от вашей науки. А от науки по договоренности меня рвет!

— Адмирала Нельсона тоже рвало, он же выигрывал лучшие морские сражения. Представь себе, матрос приносил ему на мостик специальную шайку.

— Ясно. Значит, ты устраиваешь меня на работу в Сибири… Ах, боже мой, что станет говорить княгиня Аля Федосеева! — воскликнул Медведев. — Может, еще и жениться подсобишь?

— А почему бы тебе не жениться?

— Пошел вон.

— Что?

— Я сказал, чтобы ты убирался! Драл когти, как говорят блатные, — пытаясь сдержать ярость, произнес Медведев. — И чем скорее, тем лучше…

Бриш взял «дипломат» и встал:

— Конечно, я не знаком с блатным лексиконом. Не посвящен. Но вот что я тебе скажу. Вернее, посоветую. Оставь в покое мою семью! Дети не виноваты.

— Твою семью? В этой семье никого не было твоего. Ты слышишь? Никого! Ты просто всех присвоил. Иными словами, украл. Ты не согласен с этой терминологией? Хорошо, ее мы не будем касаться. Она женщина. Но мои дети никогда не станут твоими детьми! Заруби эту истину у себя на носу! Никогда!

— А ты можешь размыслить здраво?

— Нет. Здраво, да еще размыслить я не могу!

— Ты, конечно, имеешь право встречаться. И по закону и так. Но рассуди сам: разве принесут им пользу такие встречи? Это же сплошные душевные травмы, это…

— Ты, разумеется, прав, — овладев собой, прервал Медведев. — В такой жизни мало хорошего. Но запомни: дважды в месяц я все-таки буду видеться с сыном! А с дочерью даже чаще, она уже взрослая.

— При одном условии…

— Никаких условий! Никаких!

— Нет, одно условие все же есть.

— Что ты имеешь в виду? — Медведев опять начал терять самообладание. Гость не уходил, тянул волынку:

— Ты будешь видеться, если… если они этого пожелают.

— Я согласен! — сказал Медведев. — Если они пожелают!

Михаил Георгиевич наконец вышел из летней медведевской резиденции.

«Я, кажется, выгнал его, — подумал Медведев. — И у меня дрожат руки. Маруся, а ты не знаешь, почему у меня дрожат руки? Ты знаешь, конечно. Ты все на свете знаешь, даже это. А знает ли об этом твой Женя? Ты-то уверена, что он тоже, знает, даже убеждена. А вот я все еще сомневаюсь…»

6