Все время мира

Единственная проблема, что иногда Майлс решает присоединиться к компании, но, по большому счету, в последнее время этот кретин чаще предпочитает ходить парой с Мэйсоном. Они таскаются вместе на университетские праздники, где, как говорят, пьют больше, чем следует. И действительно, если судить по их игре, на поле они, мягко говоря, посмешища.

Монтана приносит мне стакан пива и садится рядом, указывая на телевизор.

– Смотри, как они надирают зад. Если бы я был там между этих тюфяков, меня бы не остановил даже Хайд.

На экране идет матч между «Майами» и «Сан-Диего», и мой лучший фулбек настолько самоуверен, что сравнивает себя с профессионалом, заслужившим десятки титулов. И мне это кажется справедливым.

– Заткнись! – пытается приструнить его Джордан, раннингбек нашей команды. – Ты оказался бы на земле прежде, чем понял бы, что произошло.

Все смеются, а я добавляю накала:

– Наверное, ты уже забыл, Монтана, но не ты ли в прошлое воскресенье, когда мы играли против «Львов», попытался полетать как курица.

– Я поскользнулся, болваны.

Мы снова смеемся над этим почти двухметровым громилой, который надулся, словно ребенок.

– О, да ладно? – подтруниваю над ним. – Следующая выпивка за мой счет.

Монтана указывает на меня пальцем.

– Тебе-то хорошо, Вэрд! У меня не осталось ни доллара. Проклятые ставки вытряхнули все из моих карманов, а я не могу больше просить денег у своего отца.

Я делаю знак официантке, которая тут же направляется к нам.

– Что за ставки? – спрашиваю я.

Официантка подходит к нашему столику и принимает заказ, улыбаясь чуть искреннее, чем полагается.

– На Фабрике каждые понедельник и пятницу проходят гонки. Это классная тема, но если не ставишь на правильного чувака, то играешь с удачей.

– О чем, черт возьми, речь?

Официантка приносит нам пиво, но, прежде чем поставить его на стол, просит наши документы.

– Детка, мы уже показывали их недавно, – возмущается Джордан.

– Это приказ руководства, – кокетливо объясняет она, – девушка, которая обслуживала вас за стойкой, уже ушла, а я должна выполнять свою работу.

Мы показываем ей наши студенческие билеты – разумеется, фальшивые, – и официантка кажется довольной. Она ставит на стол наше пиво, а я продолжаю выпытывать у Монтаны ответ.

– Я говорю о подпольных автомобильных гонках, – наконец признается он.

Только недавно я открылся Анаис и рассказал ей о гонках, и вот теперь снова всплывает эта тема. Просто совпадение: я знаю, что принес ей что-то вроде обещания не участвовать в них, хотя в действительности и не давал слова, но сейчас мне стало любопытно.

Есть прошлое, которое выцветает медленно, пока почти не рассеется, а есть такое, которое кажется неизгладимым и в любой момент готово грянуть снова. Я полагаю, что мое прошлое из числа способных сопротивляться времени. Прошлое, которое подстерегает тебя, наблюдая издалека, пока не придет подходящий момент, чтобы вновь на тебя обрушиться.

Я залпом выпиваю полбутылки. Матч по телевизору мне больше не интересен. В моей голове лишь одна мысль: раздобыть немножко деньжат. Я мог бы просто сделать ставку. Мне не нужно непременно участвовать в гонках.

Быть может, я смогу остановиться вовремя…

Тот факт, что Анаис меня избегает, вероятно, чтобы проводить время со своим кретином-парнем, склоняет чашу моих весов к саморазрушению.

Неважно, к какой цели мы идем и кто из встреченных нами на этом пути готов к нам присоединиться. То, кем мы являемся, определяется нашим прошлым, и люди, которыми мы станем, всегда сохранят в себе частицу нас сегодняшних. Рано или поздно все возвращается, чтобы напомнить нам, откуда мы пришли.

– Монтана, – окликаю я товарища, который готов сломать стол из-за неудачного маневра «Майами». Когда он наконец обращает на меня внимание, я передаю ему пиво.

– Расскажи-ка мне про гонки. Где находится эта Фабрика?

13 Дезмонд

Чувствовать боль означает быть живым.

Вместе с Заком мы подъезжаем на его машине к старой, уже не работающей фабрике по производству пластмассы.

– Ты свихнулся? – вырывается у моего приятеля.

– Успокойся, Рыжий!

Фабрика. Очевидно, что коротышка наслышан об этом месте и уже готов наложить в штаны от страха, но когда мы с ним познакомились, он утверждал, что хотел бы прожить лучший год в своей жизни, о котором можно будет вспоминать в колледже. Отлично, я помогаю ему насобирать памятные моменты.

– Это странное место, – не унимается он. Более того, Захария с трудом сдерживает дрожь в своих ногах. У меня возникает ощущение, что он боится всего, но я не хочу смеяться над ним. Я научился уважать его и сегодня вечером, разумеется, не собираюсь ставить на этом уважении крест.

– Давай, выходим! – зову я и выскакиваю из машины. Зак следует за мной.

– Зачем мы сюда приехали, Дез? – спрашивает он, пока я стучу в старые проржавевшие ворота.

Я улыбаюсь.

– Увидишь.

В воротах открывается маленькое окошко, и наступает тишина.

– Зефирка, – шепчу я, и мгновение спустя отодвигается задвижка, и ворота открываются, впуская нас.

Внутри нас встречает угрюмый лысый тип в кожаной куртке, видавшей лучшие дни.