Когда выхожу, общежитие бурлит. Это самое классное в колледже: в нем кипит жизнь, и тот, кто останавливается, теряется или впустую тратит драгоценное время. Первые месяцы после прибытия тоже немного потратил его зазря, но потом приспособился, заставляя себя жить более-менее нормально.
Взгляд падает на фургончик садовника. Рядом стоит газонокосилка, и терпкий запах бензина проникает в ноздри.
Знакомая вонь…
Внезапно на меня обрушивается воспоминание, от которого дыхание сбивается и во рту появляется металлический привкус. На миг видение встает перед глазами, и я снова проваливаюсь в самые темные глубины прошлого. Из потемок души возникает призрак Того-Кого-Нельзя-Называть, приемного отца номер четыре, от которого спас Брейдена. В конце
Семь проклятых месяцев, в течение которых его грубые мозолистые руки терзали мое тело. Он ждал, когда все лягут спать, а затем тащил меня в гараж для грязных извращенских забав.
Ночи напролет придумывал, как убить его, пока он спит, однако так и не набрался храбрости это сделать.
Считается, что этого достаточно, нужно лишь постараться и идти вперед. В действительности сознание лишь вводит нас в заблуждение, что якобы может это сделать, воспоминания же, особенно ужасные, остаются в нем, прилепившись как паразиты, которые питаются страхом и сомнениями. Ужасом и яростью.
Но мне не нужно об этом думать. Больше не нужно. Не хочу становиться слабым из-за моего прошлого.
Вытаскиваю из кармана куртки телефон и набираю Мэтта, надеясь, что он еще не в клинике. Обычно в это время отец Анаис находится дома и потягивает изысканный итальянский кофе.
– Привет, Дезмонд!
Отвечает он после третьего гудка.
– Я вас не отвлекаю?
– Нет. Слушаю тебя. Что-то случилось?
Отчетливо слышу, как Мэтт встает, и представляю, как он направляется в сад.
Не знаю, почему он продолжает беспокоиться, и у меня есть подозрение, что Мэтт чаще звонит мне, чем дочери. Поэтому меняю тон на более резкий, чем следовало:
– Речь не обо мне, Мэтт. Хочу поговорить об Анаис.
Родители Анаис догадывались о ее проблемах. Не знаю, как рассказать ему, чтобы не раскрыть вещи, которыми она не хочет делиться. Черт возьми, как они могут ничего не замечать? Какого дьявола они ничего не делают, когда видят дочь и не понимают, что она в беде?
– Послушай… Думаю, в последнее время Анаис слишком сильно нервничает… Она очень похудела и выглядит нездоровой.
– Ты видел ее?
– Да. Спустя год. Думаю, это было неизбежно.
– Да уж…
– Да уж.
Повторяю за ним, чтобы заполнить молчание, которое следует за его словами.
– У вас все в порядке?
О, конечно, доктор Керпер хочет убедиться, что мы больше не сойдемся. Наши телефонные разговоры всегда заканчиваются его словами о том, что расстаться было лучшим решением.
– Мне кажется, что она не в порядке, Мэтт.
– Я позвоню ей.
– Нет, вы должны увидеться. Ты же врач, черт возьми!
– С ней все будет в порядке. Ей просто нужно время.
Ага, время, которое уничтожит ее, если семья ничего не предпримет.
– Ты придурок.
– Дез, успокойся и не учи меня, как себя вести.
– Правильно, Мэтт! Что может знать такой ублюдок, как я, о том, как должен вести себя отец с ребенком, так ведь? Ладно, знаешь что? Лучше быть сиротой, чем иметь родителей, которым на тебя плевать.
Задыхаясь, отключаюсь.
Все проблемы Анаис берут начало в ее семье.
На самом деле не знаю, как могу требовать, чтобы она вышла из этого порочного круга, если внутри семьи ровным счетом ничего не поменялось.
Неожиданно обида на Анаис исчезает. Она не виновата, что ей хорошо в больном мире, который создала, а те, кто должен бы любить ее, не помогают построить здоровый мир.
Она меня любит, но я тоже ей не помогаю.
Мы все отвернулись от нее, но у меня, по крайней мере, есть на это чертова причина. Или нет?
Телефон вибрирует.
«Профессор скоро придет, чемпион. Беги! У тебя неплохо это получается…»
Виолет.
Быстро устремляюсь в западное крыло.
Прямо перед входом в аудиторию телефон снова звонит.
– Алло, тренер. Нагоняй на прошлой неделе возымел эффект, не так ли?
Все еще зову его так, но ему, кажется, это нравится.
Произношу самодовольным тоном, как всегда, когда говорю с ним.
– Ты просил не нервировать, заявив, что тебе уже не пять лет. Так что будь доволен, Дезмонд. Шесть долгих дней запрещаю себе набирать твой номер. Надеюсь, этого достаточно.
Усмехаюсь:
– Спасибо, Люк.
Семья Дэвисов слишком серьезно отнеслась к тому, чтобы играть в моих родителей. А также стоит добавить, что притворяюсь, будто меня раздражает их внимание, но это не так. Напротив, мне оно нравится. Просто еще не нашел способ полностью открыться перед ними, поэтому остаюсь в нужной мере замкнутым, немножко засранцем и отчужденным, насколько возможно…