Все-все-все и Мураками

— Это я к вам пришла, ничего не принесла, просто в гости забрела, вот такие вот дела, — пропела я девчонкам, чтобы они сразу сориентировались. И по винтовой лестничке полезла на антресоль.

Валька с Инесской сидели на деревянных креслах за инкрустированным столиком — Валька в белой декольтированной кофточке с черными квадратными агатовыми бусами, сама — как персик прямо; Инесска в фиолетовом чумовом костюме, с аметистовым кулоном, во— лосы как смоль переливаются (интересно, как можно добиться такого блеска?) — пили чай из маленьких фарфоровых чашечек.

— Выплывают, расписные… — пропела мне Валька. — Привет, сто лет.

Они заулыбались (все-таки, какие они!), налили чаю из глиняного чайника с семью ручками в маленькую чашку с золотыми дракончиками, открыли серебряную коробочку с крупным сладким изюмом и лаковую шкатулку с даосами, в которой лежали мои любимые сушеные мандаринчики.

— Сливового винца будешь? — спросила Инесска.

Валя, не дожидаясь моего ответа, уже наливала вино в бокал. Я же говорила, душевность — это так приятно. Начали перетирать так-сяк за жизнь. Про дела, про искусство, про детей, вино хорошее, изюм — просто сахар, темы все самые животрепещущие…

Я им говорю:

— Девчонки, что-то сомнения меня гложут, что-то вроде надо на И-ДЗИН раскинуть, какие-то непонятки у меня.

Валя достала И-ДЗИН и монетки. Я всегда почему-то боюсь. Вдруг самая плохая комбинация? Хотя чему быть, того не миновать. Может, все сейчас прямо и прояснится.

@@@

Вей-цзи. Еще не конец!

Ситуация разворачивается так, что наконец наступает хаос.

(Ну слава тебе, боже, его только мне и не хватало.)

Еще не конец. (Хоть это хорошо.)

Свершение.

Молодой лис почти переправился.

Если вымочит свой хвост, то не будет ничего благоприятного.

(Постараюсь не мочить.)

1. Подмочишь свой хвост.

Сожаление.

(Не буду.)

2. Затормози колеса.

(Я и так не тороплюсь.)

Стойкость — к счастью.

3. Еще не конец.

Поход — к несчастью.

(Не понимаю.)

4. Стойкость — к счастью.

Благоприятен брод через великую реку.

(Ладно.)

Раскаяние исчезнет.

При потрясении надо напасть на страну бесов. (Вот это сильно.)

И через три года будет хвала от великого царства.

5. Стойкость — к счастью. Не будет раскаяния.

Если с блеском благородного человека будет правда, то будет и счастье.

(Это хорошо.)

6. Обладай правдой, когда льешь вино.

Хулы не будет. Если промочишь голову, то,

даже обладая правдой, потеряешь эту правду.

(С головой у меня проблемы.)

Я Вальке говорю:

— Валь, как ты думаешь, это плохо мне или хорошо выпало?

Валька:

— Конечно же, хорошо, чего ты тут не понимаешь?

— Мне что-то не очень тут все доходчиво.

— А что тут непонятного-то? Удача стоит на пороге, но действовать пока рано, если будешь продвигаться вперед осмотрительно, обстоятельства станут складываться лучше. На подхо— де приятный период, ждать которого остается совсем не долго.

— А хвост, голова и поход на страну бесов?

— Ну что ты, ей-богу, это же бытовуха.

— А-а-а… так значит, все не так уж плохо?

— Отлично все, с твоими хвостом и головой тебе никакая страна бесов не страшна.

— Ой, Валь, спасибо тебе, спасибочко.

Я немного успокоилась, все-таки не все так уж ужасно, а Инесса уже достает ЦЗАЦЗУАНЬ.

— Тебе из кого прочитать, из ЛИ ШАНЬИНЯ, ВАН ЦЗЮНЬ-ЮЯ или СУ ШИ?

— Давай из ЛИ ШАНЬ-ИНЯ, у него как-то пооптимистичней всегда.

— Какое слово?

— Слово — «СТРАННО ВИДЕТЬ».

Инесска долго ищет, наконец находит и читает:

Странно видеть: бедного перса; больного лекаря; гетеру, которая не пьет вина; двух слабосильных, которые дерутся; толстуху-невесту; не знающего грамоты учителя; мясника за чтением молитвы; старосту, разъезжающего в паланкине по деревне; почтенного старца в публичном доме.

Все это странно. Но это не то, этого я ничего не видела.

— Добры дэн, — раздался снизу мужской голос. — Вала, Инесс, вы тут?

Валька свесилась вниз с перильцев:

— Привет, Гюнтер, поднимайся! Гюнтер притащился, — прошептала нам.

— Кто такой? — поинтересовалась я.

— Иностранец, дилер по картинкам, наш приятель типа.

И Гюнтер последовал Валиному совету. Мне он показался довольно симпатичным. Такой не большой, не маленький. Довольно ладный, в джинсах, кроссовках, светлый, коротко стриженный, зубы — все, как доктор прописал. Девчонки усадили его на диван, еще чашечка, улыбки. Я тут же была представлена как подруга и художник. Он поклонился. (Тоже приятно — любезный.)

— Гюнтер, Пер.

— Подумать только, — проговорила я. — Только сегодня слушала истории про вашего, так сказать, антипода.

— Про какого антэпода?

— Ну как же, про национального героя Норвегии Пера Гюнта.

— Почэму антэпода?

— Ну, как же? Он — Пер Гюнт, а вы — Гюнтер Пер. Вас, кстати, в школе этим не мучили?

— Чэм?

— Ну, знаете, такая инверсия, так сказать. Все равно что в России быть Онегом Евгениным.

— Меня в школе нэ мучали, я ходил в частную школу.

— Как дела? — прервала мою неудачную шутку Инесса.

— Все хорошо, ездил в Твер, смотрэл картины художникоф всаких у родствэнникоф умэрших художникоф.

— Соцреализм, конечно? — поинтересовалась я.

— Да, а вы откуда знаэте?