— Не в первый раз, — произнес Полюшко. — Всегда возвращался, я не думаю, что сегодня был его прощальный исход. Вернется.
В том же порядке мы стали подниматься по ступеням. Наверх мне почему-то было еще тяжелее ползти. Полюшко сзади подталкивал меня. Дыханье сбивалось. Ступенька за ступенькой. Во рту какая-то страшная горечь. Я волочилась еле-еле. Три раза проносился над нами поезд метро, меня это испугало только в первый раз, потом я вспомнила рассказ этих двух.
— Поторапливайтесь, мы уже близко! — крикнула нам Анжелка.
Они опять намного обогнали нас, наверное, специально. Еще несколько ступенек.
Раздался чудовищный грохот, который буквально оглушил меня. Я упала. В лицо дунул резкий ветер, поднимая всю пыль и сор с лестницы и засыпая мне глаза. Гул не умолкал. Я поняла, что это точно не поезд. Расшибла колени, ничего не вижу.
— Ты жива? — голос Полюшка прямо надо мной.
Я не успела ответить. Наверху — Анжелка.
— Дверь!!! — кричала она истошно.
Голоса Мураками я не слышала.
— Что это???
Полюшко пытался поднять меня, цеплялся в темноте, никак не мог ухватиться, наконец я встала на четвереньки и как-то, опершись о Полюшко, приподнялась.
— Это дверь наверху захлопнулась, — сказал Полюшко. — Надо все равно подниматься, лучше наверх, всегда лучше наверх.
Я была в оцепенении.
— Я не смогу, я ноги разбила, что-то в глаз попало, дерет.
— Давай потихоньку, я буду тебя поддерживать.
— Тут темно, я ничего не вижу.
— Ползи.
Мы стали карабкаться. Сколько это продолжалось, я сказать точно не могу. Мне показалось, что прошла вечность.
— Где вы?! — крикнула Анжелка прямо мне в ухо.
— Здесь.
Она чуть не столкнула меня вниз — не ожидала, что я так близко.
— Дверь! — закричала она.
— Где Мураками? Где фонарь?
Мураками был у самой двери. Он бил кулаками по железной обивке. Фонарь, видимо, перегорел. В этой ситуации я сразу ощутила трудность общения на иностранном языке, все слова вылетели из головы, я даже забыла, как будет фонарь по-английски. Анжелка тоже ничего не спрашивала у Мураками.
Зато я поняла наконец смысл выражения «леденящий ужас». Это когда внутри все стынет, холодный пот и слезы, и вопрос: «Что делать?», и ответ: «Конец, это все».
— Спокойствие, — сказал Мураками.
Полюшко погладил меня по голове.
— Как ты думаешь, дверь еще откроется когда-нибудь? — спросила я его.
— Не знаю, — ответил Полюшко, — возможно.
Я представила себе, как Митька дома чай пьет и Кусти на стуле рядом лежит, а папа с ма— мой, наверное, у себя дома ужинают, мама папе кашу гречневую с молоком подает, папа новости по радио слушает, и заплакала. Тихо так, чтобы никто не слышал.
Потом в голову пришла, как мне тогда показалась, гениальная мысль. Я достала из кармана плаща мобильный телефон. Он был мертв.
— Мы здесь просто задохнемся, и никто не узнает… — прорыдала Анжелка.
Мураками произнес какую-то фразу на японском языке. Слова звучали жестко, как удар плети. Хорошо, что темно и мы не видим выражения лиц друг друга.
— Стучать бесполезно, — сказал Полюшко.
Мураками, по-моему, понял это без перевода.
«Буду молиться», — подумала я и начала про себя читать единственную молитву, которую помню наизусть:
Было тихо. Тихо и темно. Мы не разговаривали. Я присела на корточки, прислонилась к стене и закрыла глаза. Это не обязательно было делать, так как все равно ничего не было видно. Не знаю, сколько времени прошло.
Вдруг я почувствовала сильную вибрацию, которая шла от стены, вместе с колебаниями нарастал звук, он становился все громче и пронзительней, опять неизвестно откуда налетел сильный холодный ветер, и я увидела, как снизу на бешеной скорости летит нечто шарообразное, очень большое.
Я машинально вжалась в стену, и именно в это время открылась дверь, шарообразное нечто вылетело наружу и шмякнулось где-то наверху.
— Держи дверь! — крикнул Полюшко Мураками и, чуть не сшибив меня, рванул наверх. — Быстрее, быстрее!
— Давай! — кричал Полюшко. — Мы ее держим!
Анжелка уже выскочила наружу. Я, как очумелая, кинулась наверх и — о боже, боже!..
Все это произошло в долю секунды, Мураками и Полюшко выскочили следом, и тут же дверь сама по себе с диким грохотом захлопнулась.
Мы все были в состоянии шока. Это я так пишу потому, что сама была в таком состоянии, а про остальных не знаю. Но лица, помню, у всех были не самые свежие и красивые. Ноги у меня дрожали.
— Мы — счастливчики, — сказал Мураками.
— Что это было? — спросила я у Полюшко.
— Возвращение Коли домой, — сказал он и улыбнулся.
На трясущихся ногах мы поднялись на площадку и увидели очень трогательную картинку. Прямо около закрытой клубной двери, свернувшись клубком как большой желтый колобок, спал Коля. Сон его был очень спокойным, можно сказать, с мирным таким похрапыванием.
— Может, его разбудить, пусть дома доспит? — предложила я.
— Не надо человека будить, сейчас не холодно, пусть отдыхает, — сказал Полюшко.
Анжелка и Мураками уже вышли на улицу.
Без комментариев.