Все закручено

— Шшш… я не это имел в виду. Клянусь Маккензи, я ничего такого не хотел. Никогда не хотел…

Он утыкается лицом мне в шею и его сожаление бежит из глаз и пропитывает мою рубашку.

Я сильнее прижимаюсь к нему.

— Я знаю, Дрю. Знаю.

Он гладит мои волосы, лицо, руки, спину.

— Я люблю тебя, Кейт. Так сильно тебя люблю.

В прошлом году Дрю и я ездили в Японию. Как-то мы остановились у магазинчика с деревьями бонсай. Они выглядят довольно странно, вам не кажется? Эти корявые стволы, и переплетенные ветки. Хозяин магазинчика сказал нам, что как раз все эти узлы и завитки делают их сильными, что поэтому они могут устоять даже в самый сильный ураган.

Вот также и у нас с Дрю.

Его губы касаются моего лба, моих щек. Он держит в ладонях мое лицо, а я его. И мы целуемся. Синхронное движение наших губ — ярое и болезненное, нежное и медленное. И все остальное, все обиды, все грубые слова, тают, как снег в лучах солнца.

Они больше ничего не значат. Потому что мы вместе. И мы найдем свой путь.

Дрю касается меня своим лбом, а потом накрывает своей рукой мой живот. Его прикосновения трепетны, а голос напуганный.

— У нас, правда, будет ребенок?

Я смеюсь, хотя из глаза все равно капают слезы.

— Да, будет. А ты, правда, его хочешь?

Он вытирает мои мокрые щеки.

— С тобой? Ты с ума сошла? Это одна из моих фантазий. Я бы хотел детей двадцать с тобой — чтобы эта ненормальная семейка Даггар[36] еще побегала.

Я снова смеюсь и мне так хорошо. Все так правильно. Кладу свою голову на плечо Дрю. А он прижимается лицом к моим волосам, делая вдох.

А потом он обещает.

— Все хорошо, Кейт. Теперь у нас все будет хорошо.

И я ему верю.

Глава 16

Не знаю, сколько времени мы вот так провели, молча стоя на земле, прижавшись друг к другу. Но когда мы поднимаемся, солнце уже находится низко над горизонтом, предвещая наступление сумерек. Дрю убеждает меня оставить мою машину здесь, что мы вернемся за ней позже. Его волнует, что я слишком уставшая и слишком нервная, чтобы аккуратно вести машину.

Когда мы едем назад, одну руку Дрю держит на руле, а вторую на мне — на моем бедре, моем плече, или с нежностью переплетает наши пальцы. Это успокаивает. Это прекрасно. Я надеялась, что этот момент настанет, хотела его больше всего.

Чтобы он был здесь, со мной — любил меня — после того, как я, честно, думала, что мы уже никогда не будем вместе.

Это как в кино. Воссоединение. Примирение. Счастливый конец.

Только одна проблема — в реальной жизни после этого не играет никакой музыкальной темы. Никаких вам титров. В реальной жизни вы сталкиваетесь с тем, что происходит после примирения. Послевкусие от того, что вы наговорили, последствия того, что натворили, которые чуть не разрушили все.

И которые все еще могли бы.

Поэтому мы смотрим такие фильмы — потому что в реальной жизни никогда не бывает так просто.

Не то чтобы я не счастлива так сильно, что не могу это описать в полной мере. Не смотря на то, что я говорила раньше, было приятное тепло от осознания того, что слова Дрю, стриптизерша — все результат ужасного недопонимания.

Об этом молится каждый, которому сообщают душераздирающую новость. Ваш сын погиб в автомобильной катастрофе, у вас четвертая стадия рака. Всегда есть надежда, что тот, кто принес эту весть — ошибается. Ошибочное опознание. Ошибочный диагноз.

Ошибка.

Но что происходит после «ошибочного»? После того, как вы приняли трагедию за правду, или спустили все свои сбережения, потому что думали, что вам осталось жить всего несколько недель? Что тогда делать?

Вы делаете шаг вперед. Собираете себя заново. Вы вытаскиваете себя с самого дна с мыслями о том, что жизнь не просто возвращается в привычное русло, а она станет лучше, прекраснее.

Потому что задним умом всяк крепок. Перспектива не просто изменяет ваш взгляд на будущее, она меняет ваши чувства. И когда вы думаете, что совсем ее потеряли, вы цените каждый момент намного больше.

Мы въезжаем на стоянку у кафе и входим через заднюю дверь на кухню, держась за руки. Как два подростка, которые не просто задержались на улице дольше положенного, а вообще отсутствовали всю ночь, напугав всех родных до смерти.

Мама стоит у разделочного стола и с яростью рубит на кусочки сырую морковь блестящим ножом. Не трудно догадаться, что вместо моркови она представляет кое-что другое. Джордж сидит за маленьким столом рядом с Билли. Ди-Ди сидит по другую сторону от него, с сотовым у уха.

Когда она замечает нас, говорит тихим голосом:

— Они здесь. Я тебе перезвоню.

И кладет трубку.

Мама резко вздергивает голову. Бросает нож и поворачивается к нам лицом. Потом концентрирует взгляд на наших руках и смотрит на Дрю.

— А наглости тебе не занимать, раз ты снова показался здесь.

Дрю смиренно вздыхает и пытается ответить:

— Кэрол…

Но мама его обрывает:

— Не хочу ничего слышать! Тебе слова не давали. — Она машет в мою сторону. — Я понимаю, что моя дочь — взрослая женщина, но для меня? Она мой ребенок. Мой единственный ребенок. И то, через что ты заставил ее пройти — непростительно.

Он снова пытается:

— Я понимаю…