Все запутано (ЛП)

Ее руки сейчас на моей груди, гладят меня, царапают, двигаются вниз к животу, до тех пор, пока одна из них не касается моих штанов спереди, и я издаю шипящий звук от сущего мучительного наслаждения. Я не могу дышать, а она гладит через брюки мой член, и я подаюсь вперед. Всякая видимость контроля и тактичности исчезает.

Свои руки кладу ей на грудь, и она выгибает спину, чтобы стать еще ближе ко мне. Я сжимаю ее, а она снова стонет. Скольжу пальцами по ткани в том месте, где, я знаю, должны быть ее соски, раздосадованный, что на ней блузка и белье. Мне хочется потянуть и сжимать эти два совершенства до тех пор, пока они не начнут резко выпирать. Ее рот на моей шее, целует меня, и я поднимаю свой подбородок.

Такого еще не было. Со мной такого не происходило. Никогда не испытывал ничего подобного ни к одной женщине, и не важно что это смесь злости и похоти.

— Дрю… Дрю, я не могу так поступить. Я люблю Билли, — говорит она, задыхаясь.

Ее признание на меня не действует так, как вы того ожидаете. Может потому что ее рука до сих пор у меня на члене, когда она это говорит. Ее действия говорят совсем не то, что ее слова. Руки и бедра, которые все еще притягивают меня сильнее, касаются меня и умоляют о большем.

— Все хорошо, Кейт. Ладно. Люби Билли. Выходи за него замуж. Только, пожалуйста… Боже… пожалуйста, просто давай трахнемся.

Я даже не понимаю, что говорю. Не понимаю о чем. Всего одна мысль выстукивает у меня в голове, словно первобытная мелодия:

Еще.

Опускаю свой подбородок, чтобы прикоснуться снова к ее губам. Но вместо губ, попадаю в ее ладонь. Открываю глаза и вижу, что своей рукой она закрывает мне рот. Ее грудь вздымается и опускается от частого дыхания.

И тут я вижу ее глаза. И чувствую, будто мне прилетело гранатой в грудь. Потому что в ее широко раскрытых глазах была паника… и растерянность. Пытаюсь произнести ее имя, но голос приглушен ее ладонью.

Когда она говорит, я слышу всхлипывание в ее голосе:

— Я не могу это сделать, Дрю. Прости. Билли… эта работа… это моя жизнь. Вся моя жизнь. Я… я не могу.

Она дрожит. И вдруг моя потребность, моя страсть и мой бешеный стояк — все отошло на второй план, осталось огромное желание успокоить ее. Сказать ей, что все нормально. Что все будет хорошо.

Что угодно. Я скажу ей все, что угодно, чтобы стереть этот взгляд с ее лица.

Но она не дает мне и шанса. Как только она убирает руку от моего рта, тут же выбегает за дверь. И она исчезает прежде, чем я успеваю сделать вдох. Мне следует пойти за ней. Надо сказать ей, что это нормально, если она решила притормозить. Что это ничего не изменило и не изменит. Хотя это большая наглая ложь, и мы оба это знаем, не так ли?

Но я не следую за Кейт. Причина проста: вы когда-нибудь пытались бежать со стояком в штанах?

Нет?

Знаете, это практически невозможно.

Падаю на диван и откидываю голову назад. Смотрю на потолок и сжимаю пальцами переносицу. Как так получилось, что такая простая вещь, как секс, стала такой чертовски сложной? Я тоже не знаю.

Боже, что за стояк у меня. Хочется плакать — я в этом признаюсь. И мне не стыдно. Мне хочется рыдать от пульсирующей боли в паху, которой так и не будет облегчения. Даже не возникает идеи, чтобы пойти и найти замену Кейт. Потому что мой член уже знает, то, что мозг только начинает понимать.

Кейт Брукс незаменима. Не для меня. Не сейчас.

Смотрю вниз на эрекцию на своих коленях. Ту самую, что не подает признаков ослабеть в скором времени.

Это будет длинная-длинная ночь.

Глава 8

На следующий день Кейт не появляется в офисе до 11 часов. И не стоит говорить, что это необычно для нее.

Она меня избегает. Я это знаю, потому что сам не раз так поступал. Тайком крадешься через бар, если мельком заприметишь кого-нибудь из девчонок, с кем до этого переспал. Но оказаться по другую сторону баррикады? Хреново.

У меня не получается поговорить с ней до двух, когда она, потрясающе привлекательная, переступает порог моего кабинета. Ее волосы заколоты наверху в прическу, которую Александра назвала бы ракушкой. На ней черное платье, которое слегка доходит до ее колен, высокие каблуки и черный блейзер.

Она кладет мне на стол кипу постеров, ее таблицы и графики уменьшились до размера записной книжки, как мы и договаривались.

— Ладно, ты прав! Главным в разговоре с Андерсеном следует быть тебе, я буду на вторых ролях.

Она говорит так, будто ничего не произошло. Будто она не дрожала в моих руках и не разжигала меня своими прикосновениями в этом самом офисе несколько часов назад. Вся деловая. Совершенно равнодушная. И это меня раздражает.

Очень.

Равнодушие совсем не та реакция, что я привык получать от женщин. По правде говоря, принять это совсем не просто.

Чувствую, как сжимается челюсть.

— Хорошо. Это самое лучшее, как мы можем поступить.