Всё зеленое

– С ума сошел? – Я тут же проснулась. – Тебе нельзя поднимать тяжелое.

Весной у Артёма была сломана ключица, и он только недавно снял бандаж.

– Ты совсем легкая стала. Придется откармливать.

– У меня там туфли.

– Макс заберет.

Несколько долгих секунд мы просто смотрели друг на друга. Слов не было.

– Все же хорошо, а ты плачешь, – левая бровь насмешливо взлетела, и он прижался губами к моей мокрой щеке.

– Извини.

– Перестань, а то я тоже расплачусь.

– Сейчас мы все тут разрыдаемся, – нетерпеливо одернула его врачиха. – Давайте-ка на выход.

Макс отставил на тумбочку бумажный стакан из-под кофе, наклонился и поднял мои туфли:

– Сейчас проверим, наша ли это Золушка.

– Не нужно, я сама.

Я задергала ногами, но Макс все равно поймал их и надел туфли, после чего Артём опустил меня на пол:

– Где твой телефон?

Его черные волосы, широкая майка-алкоголичка и джинсы были покрыты слоем белой известковой пыли.

– Я не знаю.

– Телефон у нас, – спохватилась врачиха. – Сейчас отдам. Хорошо, что вспомнили.

Она вышла, за ней направился Макс. Артём потянул меня за руку, но я остановилась:

– Удивительно. Я ведь думала, что умру без тебя. Но я не умерла. Со мной вообще ничего не произошло.

– Ну ты чего? – Он развернулся и пригладил ладонью мои растрепавшиеся волосы. – Разве из-за таких, как я, стоит умирать? Просто слов нет, Витя. Я тебя все учу-учу, как нужно защищать личное пространство, а ты ничему не учишься.

Стиснул за плечи и повел вперед.

– Зачем ты побежал, если видел, что стена падает?

– Я не видел.

– Не обманывай. Ты видел.

– Ну хорошо. Не знаю. Просто хотел к тебе, и все. Давай не будем об этом.

– Представляешь, красная нитка порвалась, – я снова остановилась и показала свое запястье.

– Не может быть! Какой кошмар, – рассмеялся он. – Это самое ужасное, что произошло с нами сегодня.

– Но она была, чтобы разлюбить тебя.

– Ах да, я и забыл. Ну и как? Разлюбила?

Я повязала на руку красную нитку и загадала разлюбить Артёма, когда узнала, что должна переехать с родителями в Америку.

Мое чувство к нему было слишком сильным. Мама упорно называла это эгоизмом и придурью. Но, как бы то ни было, выходило так, что я либо испорчу жизнь своим родителям, отказавшись переезжать, либо сойду с ума.

– Ну ничего, – Артём шутливо похлопал меня по плечу. – Разлюбила – полюбишь снова. Нашла проблему. Мы сегодня с тобой вместе умерли и воскресли. Понимаешь? Это значит, что жизнь начинается заново. И все заново. Ты же не передумала ехать со мной на край света?

– Нет.

– Видишь, а говоришь, разлюбила. Ничего у тебя с этим не выйдет. Будешь любить меня всегда. Ясно? – с наигранной строгостью погрозил он пальцем. – Ясно тебе?

Я кивнула.

С его появлением дышать стало легче, но странная внутренняя оглушенность не проходила, и где-то там вдалеке по-прежнему крутилась «We found the love». Артём же, наоборот, был в каком-то чересчур приподнятом настроении, будто попал не под обрушение дома, а прокатился на американских горках.

– Я бы вернулась вместе с тобой в Москву. Чтобы ты решил все свои проблемы с Костровым. Извини, я слышала ваш разговор с Максом.

– В Москву? – Он скривился. – Ну уж нет. Обойдутся. У тебя до школы всего пара недель осталась. Можем мы провести их вместе или нет? У нас и так столько времени из-за Костровых пропало.

– Костровы не виноваты в том, что ты уехал с ребятами в лагерь.

– Если бы не Полина, мы бы с тобой не поссорились.

– Я с тобой не ссорилась, ты просто уехал, и все.

Он задумчиво помолчал.

– Сегодня начинаем жить заново. Ты помнишь? И пока что в мою новую, девственно-чистую жизнь никакие Костровы не входят. В нее входишь только ты. Двадцать четыре на семь. Будем наверстывать упущенное. Договорились? А вернусь – там посмотрим. Зато я виолончель взял. Честно. Если повезет, может, выйдет главная тема для компьютерной игрушки.

– Главная тема к компьютерной игрушке – очень круто. Я думала, ты это специально для моей мамы выдумал, чтобы она отпустила меня с тобой в такую глушь, где даже связи нет.

– Всего лишь немного приукрасил. Про бегство от цивилизации, творческое уединение и контракт.

– Но у тебя же действительно есть контракт?

– Не забивай себе голову этой тоской, – он поцеловал меня в лоб и подозрительно отстранился: – У тебя точно нет температуры?

– Нет, конечно. Просто жарко.

– Господи, поверить не могу, что ты жива!

Мы забрали телефон, поблагодарили врачиху и отправились к машине.

Оказалось, что за то время, пока Пандора стояла открытой, из нее пропали наши рюкзаки с одеждой, какие-то инструменты и коробка с пончиками с заднего сиденья.

Но Артём совершенно не расстроился и сказал, что пропажа вещей – последнее, что может его огорчить в день, когда мы оба умерли и родились заново. Поэтому я тоже решила не переживать из-за такого пустяка, хотя джинсы и купальник было довольно жалко.

Мы сели в Пандору. Макс остановился возле открытого окошка с моей стороны. На плече у него висел рюкзак, а под глазом красовался бледнеющий синяк.

– Может, все-таки поедешь? – спросила я, когда приходившие проводить нас ребята ушли.