Все женщины — химеры

— Точно, — ответил я. — Это не наше королевство и не наша война. А король Антриас, каким бы его ни рисовали пылким и горячим, к войне готовился тщательно. Армия у него подготовлена настоящая. Королевская. Без особой оглядки на вассалов.

Он спросил с недоверием:

— Это ты понял по той группе воинов?

— Достаточно и одного, — ответил я. — Одного воина.

Он протянул мне прицел ночного видения.

— Очень полезная штука. Все как днем, а еще так близко, что просто страшно, вдруг ударит… Хорошая вещь. Полезная. Кажется, я кое-что в тебе начинаю понимать…

Я поинтересовался опасливо:

— Шутишь?.. Я сам в себе ничего не понимаю!

Он хохотнул:

— Сложная натура? Но уже вижу, ты знаешь о войне намного больше, чем знаю я. Когда ты успел?

— Дурное дело, — ответил я с достоинством, — не хитрое. А война — дело дурное. Я же мудрец, разве по мне не видно?..

— Нет, — ответил он. — Что-то совсем не видно.

— А так? — спросил я. — Если в профиль?.. Или анфас?.. Ладно, а на коне?

— На коне любой дурак смотрится, — возразил он. — Что делать будем? Мне пока ничего в голову не лезет, кроме как погибнуть красиво.

Я изумился:

— Это ты-то хочешь погибнуть красиво?

Он поморщился.

— Я хочу жить красиво. Но если другого выхода нет, могу и погибнуть красиво. Я весь такой разный. А ты думай! Может, Рундельштотта разбудить?

— Пусть отдыхает, — сказал я. — Он человек не военный. Мне тоже как-то ничего умного в голову не прет. Разве что попробовать их обмануть? Вдруг получится?.. Такой человек простодушный и доверчивый, как я, и других считает доверчивыми… В общем, устрою диверсию со стороны ворот, а вы оба спуститесь из окна на ту сторону.

Он охнул:

— Из окна?.. Там решетки!

— Ах да, — сказал я. — Тогда с крыши.

— С ума сошел? Это еще выше!.. А там внизу вообще… как? Там же пропасть!

— У той пропасти есть дно, — сообщил я. — И называется оно плато. Или равнина, не помню. Мне кажется, если нет других вариантов…

Он спросил с надеждой:

— А взять и всех перебить каким-нибудь колдовством? Или стать невидимыми и улетать?

— Скажи как, — предложил я, — сразу принимаю!.. Можешь нести меня по воздуху вниз головой, разрешаю.

— Я думал, ты понесешь, — возразил он. — Нежно.

— Удирать нужно быстро и прямо сейчас, — напомнил я. — Я там пошумлю, я вы пока красиво так это спуститесь… Гордо и красиво. Можете даже величественно, не возбраняется. Все равно в темноте никто не увидит.

Он зябко передернул плечами.

— Удирать гордо и красиво? Так не бывает.

— Вы покажете, — сказал я, — что бывает!.. Выскользнуть из кольца врагов, оставив их дураками, это не меньший подвиг, чем погибнуть гордо и красиво. Как-нибудь расскажу тебе про Одиссея, этот герой не уступал по силе и отваге Ахиллесу и совершил немало воинских подвигов, но прославляем его именно за воинские хитрости! Потому что красиво погибнуть может каждый, почти каждый, а вот одурачить противника…

Он смотрел на меня в сомнении.

— Ты какой-то совсем старый, Юджин.

Я пугливо пощупал себя за лицо.

— Правда? Вдруг постарел?

— Не на морду, — ответил он сердито. — На морду ты еще мальчик, но рассуждаешь как-то противно.

— Главное, — сказал я наставительно, — победа. Победа важнее, чем красивая гибель!

— Да ну, — ответил он с сарказмом. — Даже если получена ударом в спину? Или ниже пояса?

Я промолчал насчет истины, что историю пишет победитель, а тот никогда не скажет в мемуарах, что победил ударом в спину. Фицрой старается быть честным даже с собой, я сказал ему торопливо:

— У меня есть ответ, Фицрой!

— Давай.

— Слишком развернутый, — пояснил я, — а сейчас надо торопиться. Обвяжи вот это вокруг пояса…

Он в недоверии смотрел на тонкий шнур, едва ли толще лески для рыбной ловли, который я потянул за крохотный крючок из круглой коробочки размером с монету.

— Шутишь?

— Ага, — сказал я злорадно, — испугался?.. Подложи этот ремень, чтобы не перерезало пополам, а то голова упадет на одну сторону, а жопа на другую. Ты первый, но если боишься, то сперва спустим Рундельштотта…

Он сказал зло:

— Хорошо-хорошо!.. Но когда разобьюсь, буду к тебе приходить каждую ночь и душить…

— Буди Рундельштотта, — сказал я, — и пойдем на крышу.

Он охнул:

— На крышу? Ты не шутишь? Чтобы падать так уж падать?

— Зато какой вид откроется, — сказал я. — Не пожалеешь!.. Пока будешь падать, столько увидишь!.. А вдруг еще и летать научишься?

Он отмахнулся и ушел будить Рундельштотта, я заспешил на крышу замка. Там удобная площадка с каменным бордюром, я вытащил из кармана коробочку с альпинистским карабином, там чуточку вздрогнуло под пальцем, а головка веревки, что для меня все равно не веревка, а леска для рыбной ловли, выстрелила в стороны тремя штырьками.

Я осторожно касался сенсорной метки, штырьки послушно выдвигались дальше и дальше, пока я сам не решил, что уже с запасом. За спиной послышались шаги, Фицрой привел, поддерживая, задыхающегося Рундельштотта, придержал его за плечи.

— Ну?

— Готово, — сказал я бодро.

Рундельштотт увидел, как я закрепляю на зубец башни крюк, разом все понял, заявил сварливо: