– Заливай!.. Страшно ему, видите ли. А глазки горят. И щечки вспыхнули, как же, радость, людей убил… И что теперь?
Я опустился на сиденье водителя, сказал задумчиво:
– А который час? Думаю, пока доеду обратно, мой рабочий день как раз кончится. Угостить тебя кофе?.. Я имею в виду, в постели?
Автомобиль развернулся и понесся на большой скорости в обратную сторону.
Мариэтта прошипела злобно:
– Да что б я еще раз… Ты хладнокровный убийца! Говорили, не верила. Ты меня почти уболтал.
– Ты чего? – изумился я. – Они сами друг друга перебили!.. А я забился в дальний угол в кузове… или в багажнике?.. и крупно дрожал. А когда все стихло, подрожал еще немножко по-мелкому, как бы успокаиваясь, потом тихонечко вылез. Страшно, конечно, но я сел за руль и попытался поскорее удрать с опасного места. Видишь, руки все еще дрожат!
– Не вижу, – отрезала она.
– Потому что за шоферку держусь, – пояснил я. – А вот сядь за руль ты, а я буду держаться за тебя, сразу почувствуешь, как во мне все дрожит и волнительствует…
– Рассказывай, – сказала она зло, внезапно ее лицо и все в салоне накрыла плотная тень, это автомобиль снова несется под сенью, как говорят поэты, могучих дубов, через ветки которых никакой спутник даже слона не увидит. – Не верю в такие совпадения.
– Надо верить, – сказал я проникновенно, – вера в чудеса сделала из обезьяны человека. Вера в чудеса – это вера в прекрасное, возвышенное, поэтичное…
– Да, – сказала она саркастически, – расплесканные мозги по всему салону! Как прекрасно.
– Вот видишь, – ответил я, – призналась. А расплесканные мозги… это проза жизни. Нужно не обращать на нее внимания, думать о прекрасном и шагать в таинственную и манящую сингулярность.
Она фыркнула, отвернулась было, но тут же спросила резко:
– Ты из движения две тысячи сорок пять?
– А что, – спросил я опасливо, – их уже запрещают?
– Пока нет…
– Слава богу, – сказал я с облегчением, – а то потом бы и нас… Я из тех, кто помягче.
– Это кто?
– Трансгуманисты, – объяснил я. – Само самоназвание говорит о том, что мы гуманные, добрые, пингвинов спасаем…
– Пингвинов, – буркнула она, – пингвинов! А людей?
– Люди не пингвины, – пояснил я на тот случай, вдруг по-женски не знает, – должны спасаться сами. И других спасать. Мы цари или не цари?
Она поморщилась.
– Не тянешь на царя.
– Не тяну, – согласился я печально, – но вот назначен. Придется как-то справляться.
Она покосилась дико, что-то голос мой слишком серьезный, никакого ерничанья, будто и вправду сумасшедший маньяк, что не отличает реальность бытия от реальности осознания.
Пейзаж мимо проносится такой мирный, пасторальный, не верится даже, что кто-то кого-то обижает вообще, ну там жабы едят комаров или рыбы червяков.
Люди тем более обходятся без насилия, преступность давно искоренена или почти искоренена. При таком всесилии техники, что видит каждого и предупреждает полицию, как только кто-то возьмет нож и пойдет к входной двери, преступления пресекаются обычно до того, как их совершат.
Но это, конечно, на массовом уровне, что самое главное. В массе своей преступления совершались людьми, так сказать, массовыми, простыми, потому преступления квалифицировались как бытовые, иногда как хулиганство, но из-за обилия видеокамер на улицах уже невозможно кого-то ударить и суметь скрыться. Портреты мгновенно разлетятся по всей округе, и не только портреты, но и точный адрес проживания, где у кого бывает в гостях…
Сперва преступность сократилась в разы, а потом вообще ее почти искоренили. Осталось это вот «почти», что подразумевает оснащенность преступников не меньшую, чем у правоохранительных органов.
Конечно, не только оснащенность, но и квалификацию. Компьютеризация и робототехника пришли и в охранные системы, заменив людей в том возрасте, когда у них полно силы и желания пользоваться своими навыками.
Потому тот, кто живет в простом быту, скажет с уверенностью, что преступность искоренена полностью, а тот, кто работает с такими вот корпорациями, где огромные деньги и власть, о которых и не мечтают президенты стран, будут думать с ужасом, что везде преступность, стрельба, кражи чипов, подставы, предательства…
Я задумался. Стрельба и попытка похитить чип уже были, а вот подставы и предательства… наверное, еще впереди.
Мариэтта сказала быстро:
– Вот там у столба останови!
Я спросил с подозрением:
– А ты на какую разведку работаешь?
– Останови, – потребовала она, – и не умничай.
– Ну вот, – сказал я с обидой, – последнее отнимаешь…
Я коснулся пальцем сенсора, указывая, где подать к обочине и остановиться, броневичок принимает голосовые команды только от своего хозяина, ныне оставшегося мертвым там, среди полицейских, сейчас он послушно, хоть и нехотя, свернул и остановился.
С той стороны на большой скорости подлетел полицейский автомобиль, вроде бы обычный, даже с мигалкой, но я ощутил по длине тормозного пути, что весит как танк.
Выскочили трое в бронежилетах, одного я узнал сразу, капитан, который пришел нам на помощь в заброшенном заводе и который воссоздавал мой победный путь из особняка магната.