— К ним я отношу некоторых людей свободных профессий — художников, артистов, писателей. Крупных, по-настоящему крупных ученых. Эти-то просто игнорируют правила игры. Они — творцы и, если что-то мешает их творчеству, они переступают через это.
— А кто же по этой классификации ваш молодой сосед Письменов?
— Ах, вы опять об этом?.. Как бы нам сказать... — Он замолкает, а в глазах мелькает испуг. А может, мне это кажется... — Давайте в другой раз. Устал я что-то.
— Ну что ж, Александр Иосифович, если что-нибудь вспомните, звоните. Вот телефон.
Штернберг направляется к выходу. Странный человек. Только что с удовольствием излагал свою теорию, а зашла речь о соседе — сразу заспешил. Вдруг он останавливается у самой двери:
— Да, есть еще одна группа. Группа игроков. Они живут по собственным правилам. Они любят приключения и могут поставить на карту свою жизнь... — Он на секунду задумался и добавил: — И чужую, к сожалению, тоже. И очень легко. А что касается моего юного соседа, то вам, по-моему, будет интересен его столь же юный дружок, шофер из Транссельхозтехники. Фамилию не знаю, а зовут, кажется, Борисом.
Уже давно ушел из нашего кабинета Штернберг, а неприятный осадок от разговора никак не проходит. Хорошо, хоть информацию полезную дал. Ясно, что этот самый юный Письменов и его друг Борис могут быть очень интересными для нас людьми. Но имеют они отношение к делу или это просто мальчики, прожигающие жизнь?
Утром я отправился на работу к Письменову, и сейчас возвращался в управление злой — тот взял недельный отпуск за свой счет, и на работе его, естественно, нет.
Вовка сидит за столом, весь взъерошенный и красный.
— Ну и утро, старик, целый ворох новостей! Держись крепче на ногах. Во-первых, ночью повесился наш знакомый Штернберг.
— Да ты что?
— А то. Конвертик оставил. «В милицию» на нем написано. А внутри вот что. «Об игроках вам известно лучше меня. Больше помочь ничем не могу — ни вам, ни себе».
Ужасно тяжело на душе. Видно, старик, сам разбередив вчера свою рану, решил покончить с жизнью.
— Ну, какие еще новости? — Я спрашиваю это для того, чтобы хоть чем-то отвлечься от мысли о странном человеке, которого не стало сегодня ночью.
— Новости вот какие. Заходил сегодня шофер, помнишь, тот голубоглазый, который водит машину с номером, названным Андреем. Принес вот что. Говорит, перетряхивал свои коврики и нашел в машине.
Вовка протягивает мне голубоватый бланк телеграфной квитанции.
Ого, это уже интересно. Какая длинная была телеграмма — на два рубля сорок копеек.
— Ты узнал, кто отправитель?
— Конечно, это ты бездельничаешь. Ее отправил... Письменов! — Он наслаждается моим красноречивым молчанием.
— А еще... — Вовка развязывает тесемки на папке с личным делом сторожа гаража. — Ты понимаешь, он работает по совместительству в Транссельхозтехнике. Тоже сторожит гараж. Они находятся рядом, вот он и ходит ночью от одного к другому. Так что машину легко можно увести за время его отсутствия.
Да, Вовка нынче поработал лучше меня. Начинают сходиться концы с концами. Приятель Письменова — шофер в Транссельхозтехнике. Гараж находится рядом с тем, в котором стоит машина с подозрительным номером. Сторож оставляет на время и тот и другой. Ясно, что теперь осталось устроить засаду и поймать грабителей с поличным.
Засаду мы решили организовать завтра ночью. Но события ночи нынешней нарушили наши планы.
А было вот что.
В два часа нас вызвал дежурный. В отделение явился человек, обворованный только что все той же шайкой. Мы с Вовкой помчались в гараж, не надеясь, конечно, что преступники дожидаются нас там. Надо было срочно проверить, в каком состоянии машина с указанным Андреем номером. Как и предполагалось, мотор был теплым.
На следующий день у подъезда дома, где жил Письменов, а также в обоих гаражах с утра дежурили наши ребята.
Письменова мы взяли, когда он вышел из такси у своего дома. Он так растерялся, что пытался засунуть пачку сторублевок в карман милиционера. Странный способ избавляться от улик!
Он и его друг шофер быстро назвали остальных. Еще бы — улик достаточно, свидетелей тоже. С особым удовольствием мы предоставили Андрею возможность опознать преступников.
Подробные допросы, проведенные нами, дали полную картину дел, которые натворили эти «мальчики». Мы получили благодарность, но особой радости при этом не испытали. Приятно, конечно, что с грабежами покончено, что преступники, наконец, будут наказаны. Но они не имели никакого отношения к убийству Артамонова.
Мы снова сидим у шефа с траурными лицами. Удивительно, как меняется у подполковника тон в зависимости от того, удачно или нет движется дело. Когда все хорошо, сердится, требует ясной версии, четкого плана, будто и не слышит о том, как много сделано. А если дело тормозится, в очередной раз заходит в тупик, он ведет себя так, будто мы — два молодых гения и нет для нас ничего невозможного.