Всеблагое электричество

Рамон Миро макнул стальное перо в чернильницу, написал несколько цифр и вырвал из блокнота листок.

— Позвоните, когда у вас появятся деньги.

Я взял листок и пообещал:

— Позвоню.

4

В обратный путь я отправился на паровике, и тот, как назло, угодил в огромную пробку из-за аварии у съезда на мост Броуна.

Несколько раз я даже порывался выскочить из вагона, но стояла не только набережная, забиты оказались и выходившие на нее боковые улочки. На извозчиков в такой ситуации надеяться не приходилось, а пронзительно гудевшие паровики, в отличие от остального транспорта, худо-бедно продвигались вперед. Пришлось заставить себя успокоиться и ехать дальше.

Сразу после злополучной аварии затор рассосался, и вагон резво помчался дальше, стуча колесами на стыках рельсов. На площади Ома я спрыгнул с задней площадки на мостовую и зашагал по тротуару, нервно помахивая на ходу рукой. Шел и гадал, наберется ли в кассе клуба тысяча франков. Вопросы этики сейчас мало волновали меня. Уж если на то пошло, я точно так же, как и остальные, имел право на выходное пособие. Пьетро Моретти работал практически за еду…

Я так погрузился в свои невеселые раздумья, что обратил внимание на поравнявшуюся со мной коляску, лишь когда из нее выпрыгнул непривычно плечистый китаец. Бритый наголо мордоворот с яростным криком замахнулся огромным тесаком и неминуемо развалил бы мне голову надвое, не успей я шагнуть ему навстречу и обеими руками перехватить могучее запястье.

Китаец оказался невероятно силен. Получив коленом в пах, он лишь выпучил глаза; пришлось дернуть его на себя, крутануть и поставить подножку, заваливая на тротуар. Вовремя! Кучер бросил вожжи и ринулся на помощь подельнику. Он замахнулся коротким китайским мечом и сиганул через мордоворота, а я подловил его в прыжке, подбив ноги мощным резким пинком.

Кучер рухнул на мостовую и ловко откатился в сторону. Я саданул носком туфли по виску поднимавшегося с тротуара крепыша и отпрыгнул, уходя от нового замаха. Клинок просвистел в ладони от лица.

Разорвав дистанцию, я выхватил из кармана пистолет, но кучер моментально оказался рядом и ударом меча выбил его из руки. Клинок юркнул вперед; мне удалось раскрытой ладонью отвести его в сторону, и даже так бок пронзила острая боль.

Неподалеку пронзительно заверещал свисток. Китаец не обратил на него ни малейшего внимания и вновь махнул мечом. Я уклонился, запрокидываясь назад, пнул по опорной ноге противника и попал по колену. Мерзко хрустнул мениск, кучер оступился и упал, но прежде чем удалось зацепить его еще раз, покалеченного напарника прикрыл громила с тесаком.

От перекрестка к нам уже бежал постовой, он выдернул из кобуры револьвер и сделал предупредительный выстрел в воздух. Враз позабывшие обо мне китайцы заскочили в коляску; коняга заржала и понеслась прочь.

Седоусый констебль остановился посреди дороги, но стрелять вдогонку не решился и убрал револьвер в кобуру. Затем подошел ко мне и спросил:

— Что тут происходит?

Я зажал ладонью рану в боку и криво ухмыльнулся.

— Кошелек или жизнь, сказали они!

— Совсем озверели! Грабеж средь бела дня! — опешил постовой. — Описание дать сможете?

— Да эти узкоглазые все на одно лицо, — скривился я и поднял с тротуара пистолет, на кожухе затвора которого обнаружилась глубокая засечка.

— И то верно, — согласился констебль. — Сильно порезали? Нужна помощь?

— Ерунда! — отмахнулся я, хоть сквозь пальцы так и сочилась кровь. — Простая царапина.

— Проводить?

— Нет, живу недалеко.

— Вызовите врача!

— Всенепременно, мсье! — отозвался я и зашагал через дорогу. Кровь уже стекала по ноге, и с каждым шагом в боку разгоралось болезненное жжение; кружилась голова.

Через главный вход в клуб я проходить не стал, свернул на задворки и уселся на лестницу крыльца черного хода, а потом и вовсе откинулся спиной на ступеньки.

Задрав сорочку, посмотрел на широкую рану, обильно сочившуюся кровью, и поспешно отвел взгляд, пытаясь справиться с накатившей дурнотой.

Небо закружилось перед глазами, но я обрадовался его синему фону и белесой дымке облаков, словно старому другу. Потянулся к накопленной с прошлого раза силе, отщипнул малую толику, восстановил в голове образ Жан-Пьера и осторожным движением ладони стер рану, будто карандашный штрих ластиком. Просто вернул свое тело в первоначальное состояние.

Это оказалось весьма просто, но дьявольски болезненно.

И никакой анестезии…

Когда боль наконец отступила и я перестал скрипеть зубами, то потихоньку поднялся со ступеней, нашарил в кармане брюк связку ключей и отпер дверь. Сразу прошел на кухню и напился, заодно отмыл руки от крови. В ушах по-прежнему звенело, да еще при неосторожных движениях адски резало бок, но голова больше не кружилась. А вот бившаяся внутри сила так и клокотала. Разбуженный талант сиятельного никак не желал униматься, глаза светились, и все кругом представлялось каким-то болезненно резким. Это было неприятней всего.

Минут пять я простоял у кухонной мойки, время от времени ловил ладонями тугую струю холодной воды и умывался, пытаясь унять жар, потом вышел в коридор.