Всеблагое электричество

Ну нет, скорее все же болезнью. Тяжелой болезнью, чумой и лихорадкой вместе взятыми. Понятия не имею, откуда взялись такие ассоциации…

— Не знаю, что делать! Просто не представляю! — прошептал Альберт, опасаясь разбудить Софи.

Та больше не металась во сне, дыхание стало размеренным, очень редким и неглубоким. Я склонился над кроватью, поправил простыню, заодно проверил правую руку. Кожа оказалась холодной вплоть до середины плеча.

Я выпрямился и посмотрел на часы. Половина шестого.

— Доктор еще не приходил?

Поэт покачал головой.

— Нет. И даже не звонил, — вздохнул он и предложил: — Может, вызвать кого-нибудь другого?

— Подождем, — ответил я и уселся в кресло.

Порча — не та болезнь, которую лечат в больницах. При подозрении на магическую заразу человека помещают в карантин, а там уж как повезет. Выживет — хорошо, а нет — тоже невелика потеря, в крематорий очередей нет.

Искать целителя? Нарвешься или на шарлатана, или на провокатора Третьего департамента. Тут нужны связи…

Альберт покачал головой, сходил за стулом и поставил его напротив моего кресла. Так мы и сидели в полнейшей тишине, пока снизу не донесся стук в дверь. Поэт немедленно сорвался с места и выскочил из спальни. Вскоре он вернулся в сопровождении доктора Ларсена. Тот оказался изрядно запыхавшимся, светлые волосы растрепались и слиплись от пота.

— Тысяча извинений за опоздание! — произнес Ларсен, взгромоздив саквояж на журнальный столик прямо поверх стопки принесенной мной корреспонденции. — Но случай весьма и весьма нетривиальный. Пришлось изрядно побегать, чтобы раздобыть нужный препарат! Побегать, да…

— Все получилось? — воодушевился Альберт Брандт, зажигая газовый рожок.

— Да! Разумеется! — Доктор раскрыл саквояж, выложил из него на стол немалых размеров стеклянный шприц и стальную иглу. Иглу он протянул хозяину особняка. — Надо прокипятить!

Когда поэт вышел за дверь, я взял выставленный на стол пузырек, но вместо обычной этикетки на нем оказалась наклеена бумажка с химической формулой. В науках я был не силен, поэтому спросил:

— Что это, мсье Ларсен?

— Препарат на основе алюминия, точнее, его оксида.

— О-о-о! — протянул я. — Полагаете, алюминий выжжет порчу?

— На ранних стадиях такое вполне возможно. На эту тему была большая статья в «Медицинском вестнике» за прошлый месяц.

Алюминий получили в чистом виде относительно недавно, и на него не действовали никакие заклинания, но мне еще не доводилось слышать, чтобы этот металл оказывал на магию какое-либо нейтрализующее воздействие.

Я вернул пузырек на место и уточнил:

— А почему именно инъекция? Можно дать с питьем…

— На это нет времени, заболевание прогрессирует чрезвычайно быстро! — отрезал доктор и откинул простыню с руки Софи. — К тому же посмотрите… — Он провел пальцем по предплечью, отмечая потемневшую вену. — Зараза распространяется по кровеносным сосудам. С помощью инъекции мы либо полностью выжжем порчу, либо серьезно замедлим ее распространение по организму.

— Уверены?

— Это наука. Наука сильнее магии. Даже не сомневайтесь, да…

Мне показалось, что доктору просто не терпится провести эксперимент, но высказывать этого предположения вслух не стал. К тому же в спальню вернулся с кастрюлькой кипятка Альберт Брандт.

Ларсен протер ладони спиртом, затем пинцетом выловил из воды иглу и ловко насадил ее на шприц. Наполнил его препаратом, стравил воздух и склонился над кроватью.

— Ну-с, приступим… — пробурчал себе под нос доктор, перетянул плечо Софи жгутом и потребовал: — Отойдите со света!

Впрочем, выискивать вену никакой необходимости не возникло: она явственно выделялась под белой как мел кожей. Ларсен воткнул иглу, распустил жгут и слегка потянул на себя поршень. Когда жидкость смешалась с кровью и стала бледно-розовой, доктор надавил, и препарат начал поступать в вену.

Поначалу ничего не происходило, затем Софи заворочалась на кровати, и сразу ее выгнуло дугой, словно Ларсен не укол сделал, а затеял обряд экзорцизма! Вскинутая рука угодила доктору в лицо, он отшатнулся и зажал ладонью разбитый нос; шприц упал на пол и разбился. Софи в судорогах задергалась на кровати и зашлась в беззвучном крике, но стоило только нам с Альбертом навалиться на нее, моментально обмякла.

— В сторону! — крикнул Ларсен, растолкал нас и принялся делать Софи искусственное дыхание. Какое-то время у него ничего не выходило, а потом кузина хрипло втянула в себя воздух и наконец, к неописуемому нашему облегчению, задышала самостоятельно.

Доктор зажал кровоточивший нос платком и предупредил:

— Могут понабиться компрессы.

— Какого дьявола здесь происходит?! — не выдержал тогда Альберт.

— Просто индивидуальная непереносимость препарата. Индивидуальная, да…

— Хватит морочить мне голову! — рявкнул поэт. — Что здесь происходит?! Говорите!

Бесцветно-серые глаза поэта засветились, от его слов у меня заломило виски. Альберт воспользовался своим талантом сиятельного, и у доктора не было ни единого шанса ему противостоять.

— Это… это порча, — против своей воли, промямлил Ларсен.

— Какого дьявола?! — рыкнул Альберт.

Я не выдержал и потребовал:

— В коридор! Немедленно!