Всеблагое электричество. Пенталогия

— А ведь это просто! — объявил маэстро Марлини, и в подтверждение этих слов на арену вернулся один из гимнастов; он с издевательской легкостью прошелся по веревке, раскланялся публике и убежал за кулисы.

— Человек способен на большее, достаточно просто высвободить скрытые резервы! — выкрикнул гипнотизер, когда смолкли крики и смех. — Мозг — это уникальный инструмент, далеко не все используют и четверть его возможностей!

Зрители вновь рассмеялись, а фокусник достал из жилетного кармана часы и принялся раскачивать их на цепочке перед лицом покрасневшего от смущения добровольца.

— Три! Два! Один! — громко отсчитал маэстро и потребовал: — На канат!

Нескладный господин спокойно ступил на провисшую веревку, уверенно дошел по ней до противоположной стойки; затем вернулся назад, а когда гипнотизер резко щелкнул пальцами, выводя из транса, враз растерял всю свою уверенность и едва не растянулся, спрыгивая вниз.

— Вуаля! — объявил маэстро Марлини, отпустил потрясенного ничуть не меньше зрителей добровольца и вызвал следующего: — Ну, кто еще сомневается в силе человеческого разума?

На этот раз ассистенты принесли две подставки, на одной лежали три крупных апельсина, на другой — войлочные шары такого же размера.

— Сразу спрошу — умеете ли вы жонглировать? — обратился гипнотизер к скептически настроенному старичку, судя по бравому внешнему виду — отставному военному.

— Не умею, — посмеиваясь, ответил тот.

— Сейчас мы это исправим. — Фокусник взял апельсины и начал поочередно подбрасывать в воздух, перекидывая из руки в руку. — Смотрите и запоминайте!

— Старого пса новым трюкам не выучить, — покачал головой доброволец, но маэстро продолжал жонглировать апельсинами, и как-то незаметно старик отрешился от реальности настолько, что по первому требованию закрыл глаза и довольно ловко повторил немудреный трюк фокусника.

— Думаете, это все? — обвел взглядом притихший зал маэстро Марлини. — Вовсе нет!

Он облил войлочные шары жидкостью для растопки и чиркнул спичкой по боковине коробка; немедленно взвилось бесцветное пламя.

Старик как заведенный подбрасывал, подбрасывал и подбрасывал апельсины, и даже когда один из помощников фокусника перехватил плоды и убрал их на подставку, его руки продолжали двигаться, словно не случилось ничего необычного.

Кто-то рассмеялся, и маэстро Марлини приложил палец к губам, а его натянувший перчатки ассистент вдруг ухватил горящие шары и перекинул их погруженному в транс добровольцу. Тот подмены не заметил и начал жонглировать ими, как жонглировал ранее апельсинами. Зал так и ахнул.

— Боль у нас в голове, — заявил тем временем гипнотизер. — Но способности разума и тела безграничны! Никакой мистики, никакой магии! Одно лишь научное знание! — Он оглянулся на жонглера и с улыбкой продолжил: — Мы неоправданно обделили вниманием наших очаровательных дам. Найдется ли среди зрительниц отважная госпожа…

Прежде чем он успел продолжить, на арену вышла стройная девушка, и у меня заныло сердце. Я узнал ее. К фокуснику подошла Елизавета-Мария фон Нальц, дочь главного инспектора и любовь всей моей жизни.

— О! Ценю в людях решительность, прекрасная мадемуазель! — рассмеялся маэстро Марлини, поцеловал ей ручку и ловко стянул перчатку с тонкой девичьей кисти. — Никаких фокусов! — объявил он и провел рукой перед лицом Елизаветы-Марии, а потом вдруг проткнул ее ладонь длинной спицей.

Все так и ахнули, а я и вовсе вскочил с места.

— Сядь, — дернул меня обратно Альберт. — Успокойся, я уже видел этот номер.

Номер? Спица пронзила руку насквозь!

Мне сделалось дурно.

— Боль в наших головах! — наставительно повторил гипнотизер, осторожно вытащил спицу и отработанным до автоматизма щелчком пальцев развеял транс.

Елизавета-Мария с изумлением осмотрела свою ладонь, чмокнула фокусника в щеку и поспешила на свое место.

— Вот видишь, — флегматично заметил Альберт Брандт. — Фокус!

В этот момент шестеро подсобных рабочих вынесли на сцену длинные носилки, засыпанные раскаленными углями. Верхний свет притушили, импровизированная дорожка отливала в полумраке недобрым алым свечением. Брошенный на угли бумажный листок быстро почернел, свернулся и загорелся.

— В зале могут быть подсадные акробаты и жонглеры, а мадемуазель, не исключено, относится к тем уникальным людям, что не чувствуют боли вовсе, но угли — это другое дело. Надеюсь, никто не подумает, будто я специально выписал для этого номера индийского йога?

Зал ответил смехом, но как-то неуверенно. Все ждали кульминации.

— Есть добровольцы? Нужны два человека! — повысил голос маэстро Марлини. — Не беспокойтесь, мы оплатим лечение!

На этот раз рассмеялись зрители совсем уж нервно.

В итоге на сцену вышли двое: рослый юноша в потрепанном костюме с задних рядов и манерный коротышка с напомаженными волосами из центра зала. Подсадных йогов в них нельзя было заподозрить при всем желании.

— Тысяча франков! — объявил маэстро Марлини молодому. — Тысяча франков, если дойдете до конца! И сто за попытку!

Юноша без колебаний стянул поношенные ботинки и носки, подвернул штанины и подошел к раскаленной дорожке.