Всеблагое электричество. Пенталогия

В один миг малефик оказался укутан тенями, они стали продолжением его рук и раскинулись во все стороны, грозя дотянуться и поработить сознание. Пятясь от них, я вновь прицелился, но тут вперед шагнула Елизавета-Мария. Она со всего маху ударила саблей по шее мавра, и начисто срубленная голова слетела с плеч и покатилась по полу.

— Вот так! — прорычала суккуб, и в голосе этом было мало человеческого.

Затем горевшие алым светом глаза девушки остановились на лепреконе, и тот немедленно выставил перед собой кухонный нож, а левую руку заложил за спину, будто заправский фехтовальщик.

— Станцуем, детка? — скакнул он к девушке, сразу отпрыгнул обратно — раз-два! — и этим нехитрым маневром заметно приблизился к входной двери.

— Хватит! — рявкнул я и добавил уже не столь громко, но куда более весомо: — Он мог быть не один.

Подействовало. Елизавета-Мария с окровавленной саблей в руке приникла к окну, Теодор побежал запирать входную дверь, и только лепрекон повел себя как ни в чем не бывало. Он поднял свой смятый гармошкой цилиндр, отряхнул его ударом о колено и сплюнул на пол.

— Драть! Пропал ковер!

И в самом деле — черная кровь душителя растеклась едва ли не на половину гостиной.

— С коврами в доме беда, — пошутила суккуб и сообщила: — Во дворе никого не видно, но они могут скрываться в саду.

— С чего им ждать? — хмыкнул я и повернулся к дворецкому, который притащил двуствольное охотничье ружье и коробку патронов. — Теодор, с тобой все в порядке?

— В моем состоянии есть свои преимущества, — покрутил слуга головой из стороны в сторону. — Перестаешь нуждаться в воздухе.

— А почему никто не спрашивает, все ли в порядке со мной? — капризно произнес лепрекон, про которого все позабыли.

— Заткнись лучше! — посоветовала Елизавета-Мария, протирая сабельный клинок подолом и без того уже изрядно перепачканной кровью ночной рубашки.

— Драть! — выругался коротышка и, преисполненный чувством собственного достоинства, вышел за дверь.

И правильно сделал. Суккуб и без того сдерживалась из последних сил.

— Надо было спросить, где он спрятал клад, — запоздало предложил Теодор, разжигая газовый рожок, но я только махнул рукой:

— Других проблем хватает.

Отложив пистолеты на журнальный столик, я не без отвращения притронулся к снесенной ударом сабли голове и присмотрелся к срезу, гладкому и ровному, словно поработала гильотина. Нанесенный Елизаветой-Марией удар был невероятно силен.

— Что там? — заинтересовалась девушка.

— Холодный, — ответил я, вытирая пальцы о ковер.

Кожа покойника оказалась холодной и липкой, словно у рептилии. И да — малефик был заметно холоднее, чем следовало быть свежему покойнику.

Елизавета-Мария отошла от окна и ногой перевернула бритую голову на другую сторону.

— Мавр, — брезгливо поморщилась она, разглядывая черное лицо с широким носом и мясистыми губами. — Лео, у тебя просто талант заводить друзей!

— Что ты можешь о нем сказать? — спокойно поинтересовался я.

Девушка убрала саблю на место над камином и покачала головой:

— Ты ведь неспроста интересовался вампирами, дорогой?

— Только не говори, что это вампир. Малефика от вампира я как-нибудь отличу.

— Это не малефик, — возразила девушка. — Его слуга. Лео, сабля твоего деда пришлась очень кстати.

— Он отбил первый удар.

— Вот это и удивительно, — хмыкнула Елизавета-Мария, опускаясь на колени. Она взяла руку покойника с широким порезом через всю ладонь и позвала меня: — Лео, смотри!

Я присел рядом и спросил:

— На что именно?

— На ладонь.

Я попросил бледного словно мел Теодора принести керосиновую лампу и только тогда разглядел, что именно насторожило девушку. Ладонь мавра покрывали серые черточки старых татуировок. Затейливые значки расползались и по тыльной стороне, и по внутренней; они начинались у пальцев и уходили под обшлаг просторного рукава.

— Египетское письмо, — определил я. — По виду древнее, сейчас так не пишут.

— Он не настолько стар, — возразила Елизавета-Мария и попросила: — Теодор, нож.

Когда дворецкий принес с кухни острый поварской клинок, девушка уверенным движением вспорола рукав снизу доверху и самодовольно улыбнулась:

— Я же говорила!

Странные татуировки украшали руку и даже переползали на ключицу, но там они были свежими и явственно выделялись припухшей и воспаленной кожей.

— Занятно, — озадаченно пробормотал я.

— Лео, дорогой! Неужели ты думал, будто уникален? — рассмеялась девушка, выразительно взглянув на мои собственные татуировки, и в несколько приемов срезала с обезглавленного мавра всю одежду.

Помимо обеих рук наколки покрывали область сердца; тогда Елизавета-Мария поднатужилась и перевернула мертвое тело с живота на спину. Позвоночник также был отмечен татуировками, они заканчивались на уровне грудной клетки и на верхних позвонках казались нанесенными не очень давно.

— Повезло, что защита не дошла до шеи, — поежился я.

— Есть много способов убить того, кто почитает себя неуязвимым, — пожала плечами Елизавета-Мария, поднялась с колен и предложила: — Лео, иди спать. Порядок мы наведем сами.

— Последние татуировки, — не сдвинулся я с места. — Как давно, по-твоему, их набили?