Не успел. В глазах вдруг помутилось, я соскользнул с кресла и бухнулся на пол. Старик присел рядом и без особых церемоний разжал мою челюсть клинком перочинного ножа. Вынув измусоленный и промокший от слюны комок, он выпрямился и с раздражением выкинул его в дальний угол.
— Зачем вы это сделали, виконт? — с досадой спросил сиятельный, нервно пройдясь по комнате.
Онемение понемногу отступило, и я прохрипел:
— Без меня не расшифровать…
— Бросьте! — отмахнулся старик. — У вас даже не было всего шифра! — И он с нескрываемым превосходством добавил: — А у меня есть!
Я оторвал голову от пола, пригляделся и с нескрываемым удивлением обнаружил, что сиятельный неведомым образом раздобыл копию не только моей карточки, но и ее оторванной части.
— У вас нет книги! — выдал я тогда и попытался подняться с пола.
— В самом деле? — ухмыльнулся старик и взял с кресла оставленный там лепреконом томик «Приключений Алисы в Стране чудес». — Сдается мне, все же есть.
Сиятельный уселся в кресло, выложил на широкий подлокотник оба фотоснимка и принялся листать любимую книгу мамы, поочередно выписывая что-то из нее в свой блокнот.
— Вы крайне самонадеянный молодой человек, виконт, — бормотал он между делом себе под нос, — видно, пошли в деда. Эмиль отличался изрядной взбалмошностью, вечно витал в облаках и строил прожекты. Он дополнял брата, но без него ничего собой не представлял. Заурядная личность, склонная к необдуманным авантюрам.
Я осторожно наполнил легкие воздухом и позволил себе неудобный вопрос:
— Что же вас всех так заботят секреты этого ничтожества?
— Ничтожества? Вовсе нет, — возразил старик. — Он был по-своему неплохим человеком, душой компании и любимцем женщин. Бездарным он не был, всего лишь непредусмотрительным. В карты играл замечательно, но продумывать партию на несколько ходов вперед не умел. Это его и сгубило.
— Свой секрет он запрятал просто отлично.
— Это не его секрет! — рявкнул вдруг сиятельный. — Это наш секрет, наш, общий! Эмиль шантажировал нас, втянул в свою нелепую интригу, подставил под удар! Все последние годы мы жили с зависшим над шеей топором, но теперь все закончится! Теперь все закончится!
Все закончится? Боюсь, что так.
Досадно. Умирать не хотелось ни капельки.
— Крепко он держал вас за причиндалы, — усмехнулся я, желая хоть немного отвлечь сиятельного и потянуть время, но тот вдруг вскочил с кресла и в недоумении уставился на запись в блокноте.
— Этого не может быть! — прошипел он, побелев, словно мел. — Этого просто не может быть! Немыслимо!
Старик подошел к столу, налил себе воды из графина, выпил, прошелся по комнате, вытирая платочком вспотевшее лицо.
— Не может быть! — упрямо твердил сиятельный, старея буквально на глазах. — Чертов недоумок! — выругался он, пошарил по карманам брошенного на кровать пиджака, достал из него коробок спичек и запалил фотокарточки. — Гореть тебе в аду, Эмиль! Гореть в аду!
Взгляд бесцветных глаз сиятельного остановился на мне, и, не желая подыхать на коленях, я поднялся с пола и навалился на спинку стула, не в силах сделать и шага. Старик с неприятной улыбкой вытянул вперед пустую руку и сжал кулак. Я вздрогнул, ожидая хлесткой боли, но нет — боль навалилась медленно, давая прочувствовать каждый свой укол, каждую искру.
— Зря Эмиль все это затеял, — выдохнул сиятельный, который выглядел теперь немногим лучше меня.
А я был откровенно плох. В глазах потемнело, ноги подгибались, пришлось ухватиться за спинку стула, чтобы вновь не повалиться на четвереньки. В дверях возникла фигура лепрекона, он посмотрел на меня с нескрываемым недоумением, покрутил пальцем у виска и скрылся из виду.
— Сердце, — промолвил старик. — Ваше сердце больше не бьется, виконт.
И наступила тишина. Смолкли все звуки, стук дождя по крыше, раскаты грома, шорох ветвей по ставням и дребезжанье оконных стекол.
Звуки умерли, но по недоуменному виду сиятельного я вдруг понял, что странное наваждение захватило и его.
— А не износилось ли
Старик боялся. Не пришлось даже толком разжигать этот страх своим талантом, хватило одного глубочайшего разочарования. Сиятельный упал на колени, потом медленно подался вперед и ничком повалился на пол.
Меня передернула новая судорога, грудь пронзила боль, несравнимая с прежними приступами, возникло ощущение, будто сердце выворачивают наизнанку, и все же после немыслимо долгой паузы оно вновь принялось биться, вновь стало разгонять по жилам кровь.
Вот только звуки окружающего мира так и не вернулись, лишь доносились с улицы глухие удары и непонятный треск.
Я выглянул в окно и в первый момент решил, будто схожу с ума. Через высокую ограду одна за другой перебирались черные тени.