Всеблагое электричество. Пенталогия

Электромагнитные импульсы рвали разбухшее тело выходца из преисподней, размывали его, лишали реальности. Оно сотрясалось все сильнее и сильнее, сначала стало полупрозрачным, а потом вдруг исчезло в ослепительном всполохе света. Призрачные голоса взвыли в моей голове ужасающим хором, на миг я просто ослеп из-за разлившегося кругом сияния, а когда очнулся, то почему-то оказался стоящим на коленях в дверях гостиной.

Хоть убейте, не помню, как это произошло.

По дому расходился запах горелой изоляции и крепкого табака, я попытался оглянуться, но шея затекла, словно пробыл в этой неудобной позе не один час. Встать получилось с трудом.

Я осторожно подступил к пролому в полу, глянул в подвал и с облегчением перевел дух, обнаружив внизу один только лед. Демон сгинул без следа, не осталось даже потеков лившейся с него слизи. И что самое главное — больше не ощущалось присутствия заполонявшего дом проклятия. Совсем.

— Драть, хана шарманке! — объявил сидевший на чемодане лепрекон и выкинул окурок самокрутки на пол. — Доигрались…

Я кивнул и вдруг замер, заметив Елизавету-Марию. Вопреки моим чаяниям, электромагнитные колебания не отправили суккуба в ад.

Проклятье!

Но тут Елизавета-Мария отняла от лица залитые кровью ладони, и на меня уставились бельма слепых глаз. Девушка перестала быть сиятельной, потусторонняя сущность покинула ее, и это напугало до полусмерти.

Я создал в голове этот образ, но воплотиться в реальности ему позволила сила суккуба. Теперь же инфернальное создание оказалось изгнано прочь, а Елизавета-Мария не развеялась, она стала обычной девушкой! Демонический шарм больше не окружал ее обольстительным флером, вместо роковой красотки возникла юная женщина, милая и симпатичная. Милая, симпатичная и слепая.

— Что происходит? — произнесла Елизавета-Мария, опровергнув мои предположения о полной потере рассудка. — Что происходит?

Девичий голос прозвучал непривычно беззащитно, словно говорил другой человек, а когда я попытался взять Елизавету-Марию за руку, она вдруг вырвалась и закричала:

— Не прикасайся ко мне!

— Успокойся! — потребовал я, но девушка попятилась, а потом и вовсе убежала по коридору, слепо натыкаясь на мебель.

Преследовать ее я не стал. Просто не знал, как себя теперь вести. Пусть и добился своего, но почему-то не давала покоя совесть.

Лепрекону тоже стало не по себе; он закурил новую самокрутку и озадаченно протянул:

— Драть, ситуация!

Я молча отпихнул коротышку и склонился над аппаратом, нестерпимо вонявшим горелой электрической проводкой. Лепрекон обиженно насупился и отправился бродить по особняку, а мне пришлось извлекать из чемодана оплавленную электрическую батарею; сам передатчик, к моему несказанному облегчению, выглядел неповрежденным.

Возникло желание просто взять и оборвать провода, но вместо этого я разложил нож и аккуратно их обрезал. Провозился дольше, но зато выглядел передатчик теперь куда презентабельнее, нежели раньше, а мне вовсе не хотелось лишний раз расстраивать Александра Дьяка.

Застегнув чемодан, я оттащил его в кузов броневика и поднялся в спальню за «Приключениями Алисы в Стране чудес». Возиться с расшифровкой кода не стал, просто сунул книгу в сумку и задумчиво уставил на карандашный портрет Елизаветы-Марии фон Нальц.

«Я не испытываю к вам никаких чувств, виконт», — болью отозвалось в голове, и в сердцах я смял бумажный лист и выкинул его в мусорное ведро. Немедленно достал, насколько смог расправил и убрал в сумку.

Потом начал собирать вещи.

Возвращаться в этот дом я больше не собирался. Меня колотила от него нервная дрожь.

Я не помнил.

Не помнил того, что случилось в подвале шестнадцать лет назад. И вместе с тем был уверен, что располосованное подобным образом горло видеть уже доводилось. Именно так лепрекон перехватил глотку китайскому костолому. И это обстоятельство пугало еще больше.

Я не помнил и не хотел вспоминать.

Хотел уехать отсюда как можно скорее, но для начала требовалось избавиться от улик. Проклятие больше не защищало особняк, и кто угодно мог проникнуть внутрь и отыскать оружие и мертвецов, а меня вовсе не прельщала перспектива бегать от сыщиков всю оставшуюся жизнь. Черт с ними, с мумиями, требовалось вывезти людей и оружие.

Для начала я загнал броневик в каретный сарай и загрузил в него все ящики, потом отыскал ручной пулемет и покореженную винтовку, забросил их в кузов и перешел в дом.

Через пролом в стене гостиной хлестал дождь, вода стекала через разломанный пол в подвал и понемногу заливала ледяное крошево. Я откинул тяжеленную крышку люка, глянул вниз и невольно поежился. Пусть тьму ледника теперь и рассеивал проникавший через пролом дневной свет, спускаться туда не хотелось. Моя боязнь подвалов никуда не делась.

Пересилив себя, я сбежал по заиндевевшей лестнице и выволок на улицу сначала отставного судью, потом зарезанного лепреконом взломщика и вернулся за мавром. От повара не осталось ни клочка.

Погрузив мертвые тела в кузов броневика, я прошел в дом, и там меня окликнул лепрекон.

— Малыш, ничего не забыл? — показал он заиндевевшую изнутри банку с сердцем павшего.