Всеблагое электричество. Пенталогия

— А с каких пор в этом районе грабят средь бела дня? — фыркнул я в ответ. — Но это ерунда. Лучше скажи, что будем делать с бумагами.

Софи покачала головой.

— Пока что, Жан-Пьер, это лишь твои догадки. И потом — мы лишь вернем Анри имущество его дяди. В конце концов, он его наследник.

— Расскажешь это, когда нас поведут на эшафот.

— К черту все! Мы не можем отказаться от ста тысяч франков! Да и Анри от меня не отстанет! Он без пяти минут банкрот и загнан в угол. Я не собираюсь становиться между ним и спасением. Затопчет!

Софи раскраснелась, и я не преминул заметить:

— Ты еще красивее, когда сердишься.

— Убирайся к дьяволу, Жан-Пьер! Пьетро никогда не мотал мне нервы, как ты!

— Творческая натура, что с него взять! — рассмеялся я, но сразу осекся и в задумчивости откинулся на спинку кресла.

А какой я на самом деле? Нервный художник или развязный костолом? Или некто совсем другой? Осталось хоть что-то от меня настоящего или прежняя личность потеряна бесповоротно? Получится вернуть память или нет? И что, черт побери, со мной произошло?!

— Жан-Пьер! — окликнула меня Софи. — Жан-Пьер, с тобой все в порядке?

— Просто задумался, — отмахнулся я и поднялся из кресла. — Ты звонила Джимми Чену? Чем раньше отправим табак китайцам, тем лучше. Не хватало еще, чтобы о сделке пронюхали люди Джузеппе.

Кузина налила из хрустального графина в стакан воды, сделала несколько медленных глотков и кивнула.

— Ты прав, тянуть с этим не стоит. Я позвоню Чену и обговорю время. Но пока об этом никому ни слова.

— Нем как рыба, — пообещал я. Единственный секрет, что человек не выболтает ни под пытками, ни случайно, — это тот, в который его не посчитали нужным посвятить.

От Софи я отправился прямиком на кухню, взял там бутылку вина и поднялся на крышу. Уселся у дымовой трубы, достал блокнот и принялся зарисовывать напавших на меня громил. Их лица, фигуры, стойки.

Потом просто пил вино и набрасывал виды окрестных крыш с поднимавшимися к небу жиденькими струйками дыма, трубочистами и гонявшими стаи белоснежных голубей мальчишками. На заднем фоне — башни Старого города и медленно дрейфующие в пелене смога дирижабли. Время до вечера пролетело совершенно незаметно.

Перед самым открытием клуба я спустился на первый этаж и начал прохаживаться в фойе, присматривая за порядком. Публика все прибывала и прибывала, всюду царил шум и гам. Официанты сбились с ног, разнося выпивку, Морис Тома самолично принимал от них поступающие заказы.

Когда подошло к концу выступление фокусника и на сцену выбежали девицы из кордебалета, Антонио толкнул меня в бок и указал:

— Хозяйка вышла.

Софи прошла в бар, но шляпка с вуалью на голове ясно давала понять, что в клубе она оставаться не намерена.

— Очень интересно, — проворчал я и поспешил вслед за кузиной.

— Не забудь запереть выручку в сейф, — напомнила Софи буфетчику, обернулась и улыбнулась. — Жан-Пьер! Ты-то мне и нужен!

Мы отошли от стойки, и тогда кузина негромко произнесла:

— Китайцы будут ждать товар завтра в десять утра позади игорного дома «Три листка» на Максвелл-стрит. Не опаздывай, они этого не любят.

— Понял, — кивнул я и спросил: — Куда-то собралась?

— Собралась, — отстраненно сказала Софи и вдруг помахала рукой. — Альберт!

Я проследил за ее взглядом и увидел поэта, который читал на вчерашнем приеме стихи.

Как его, Альберт Брандт?

Точно, он!

— Не хочешь поделиться со мной планами на сегодняшний вечер? — нахмурился я.

— Нет.

— Я должен знать, где тебя искать!

Софи ничего не ответила и протянула поэту руку для поцелуя. Они обменялись приветствиями и отправились к выходу.

Мне оставалось лишь выругаться.

Впрочем…

Я подошел к Антонио и предупредил:

— Ночевать оставайтесь в клубе. И передай это остальным.

Высокий лоб красавчика прочертила глубокая морщина.

— Намечается что-то серьезное?

— Сицилийцы воду мутят.

— И? Долго нам тут безвылазно куковать? — разозлился Антонио.

— День или два, — ответил я спокойно. — Не беспокойся, Софи все оплатит.

— Да не в деньгах дело! У меня собственная жизнь, между прочим!

— Так или иначе, дело всегда в деньгах, — похлопал я красавчика по плечу, бросил напоследок: — Не забудь сказать остальным! — и поспешил к выходу.

Пробежав мимо озадаченного Жиля, выскочил на крыльцо и увидел, как поэт усаживает Софи на пассажирское сиденье приземистой самоходной коляски. Сиденья вызывающе-красного экипажа были обтянуты кожей, а фары, оси и ободья колес сверкали позолотой. Альберт лихо запрыгнул на водительское место, коляску окутали клубы пара, и она резко тронулась с места, перепугав лошадей дежуривших у клуба извозчиков.

Я скатился с крыльца и махнул рукой, а когда рядом остановился конный экипаж, забрался на козлы к вознице и скомандовал:

— Давай за этим пижоном!

Извозчик посмотрел на меня с неприкрытым сомнением.

— Не нужны мне неприятности, господин хороший…

— А деньги? — Я сунул в нагрудный карман сюртука кучера десятку и поторопил его: — Давай шевелись! Моя кузина связалась с каким-то проходимцем, и я должен за ней присмотреть!