— Ах, ну да! — как-то неуверенно кивнула Ольга и указала на двухэтажный особняк с крытой красной черепицей крышей. — Мы пришли.
Пансионат назывался «Старый клен», и без клена действительно не обошлось: раскидистая крона возвышалась над домом, и раскачиваемые порывами ветра ветви тихонько скребли по черепице.
— Увы, пригласить тебя на чашку чая не могу, — вздохнула Ольга, но, как мне показалось, без особого сожаления, и постучала медным молоточком по двери. — Здесь слишком строгие правила.
— Уже поздно для чая, — рассмеялся я, — лучше как-нибудь приглашу тебя к себе на бокал вина.
— Очень любезно с твоей стороны…
Закрывавшая смотровую щель пластинка отодвинулась, на улицу вырвался тусклый отблеск горевшей в прихожей лампы, но он тут же померк, как если бы кто-то приник к двери, чтобы рассмотреть гостей. После секундной заминки лязгнул засов, Ольга потянула ручку и шагнула через порог.
— Госпожа Ховард! — поздоровалась танцовщица с хозяйкой пансионата.
Строгая тетушка лет пятидесяти в темном платье возмущенно вскинула голову.
— Дорогая Оливия! Мы не принимаем гостей в столь поздний час! А незамужней девушке водить к себе мужчин и вовсе в высшей степени неприлично!
Танцовщица покраснела — едва ли от смущения, скорее от раздражения, — и я поспешил обворожительно улыбнуться.
— Мадам! Я представляю работодателя мадемуазель Оливии и обязан убедиться, что она благополучно добралась до дома.
Хозяйка слегка оттаяла, но лишь слегка.
— Вы убедились! Можете идти.
— Не совсем, — покачал я головой. — Позвольте, мадам…
Я ловко просочился мимо оторопевшей тетушки и спросил Ольгу:
— Где твоя комната?
Госпожа Ховард не стала поднимать крик, лишь возмущенно фыркнула, и тогда Ольга поспешно взбежала по лестнице на второй этаж и отперла одну из дверей.
— Вот и все, — сказал она, разворачиваясь на пороге. — Ничего не хочешь спросить?
— Нет, мадемуазель Оливия, не хочу. Остановиться здесь под другим именем — отличная идея. В вас пропадает настоящий конспиратор.
— Ну да… — скомканно улыбнулась Ольга и нервно закусила губу.
— Спокойной ночи, — попрощался я, не желая смущать приму еще больше.
Но тут в комнате послышался стук; танцовщица вздрогнула и прижала ладонь к груди.
— Чертов клен! — тихонько выругалась она. — Так и лезет ветками в окно!
— Еще раз спокойной ночи! — повторил я свое пожелание и спустился в гостиную.
— Вижу, вы очень ответственный молодой человек, — со скрытой усмешкой произнесла дожидавшаяся меня там хозяйка.
— Ах, мадам! Когда работаешь на родственников, просто нет права на оплошность!
— Выпьете чаю?
— Возможно, в следующий раз. Увы, сейчас мне надо бежать.
Я распрощался с госпожой Ховард, вышел за дверь и со спокойной душой зашагал по переулку. Уверен, никому и в голову не придет искать Ольгу Орлову в этом скромном пансионате.
Домой я не пошел. Сразу не пошел.
Для начала отыскал закусочную, где столовались извозчики и прочий люд, работавший допоздна, взял миску варева, что готовили в одном из огромных чанов, и с кружкой пива уселся в дальнем углу. Без всякой спешки поужинал, заказал добавку и в тусклом свете газового рожка принялся зарисовывать в блокнот встреченных за день людей.
Господин Чен и его подручные, взбешенный Анри Фальер, вальяжный Натан Ульрих, недовольный инспектор Моран…
Вот какого дьявола он заявился в клуб?
Я этого не знал.
Ничего не знал. Слишком много неизвестных было в этом уравнении.
Еще и «Готлиб Бакхарт»! Но это завтра. Лечебницей для душевнобольных я займусь уже завтра…
Часть четвертая
1
Утром обнаружил пистолет под подушкой и даже не вспомнил, как сунул его туда и зачем. Еще и патрон оказался дослан. Я разрядил «Зауэр», вернул патрон в магазин и воткнул его обратно в рукоять. Затем посмотрел в зеркало и с облегчением перевел дух.
Это я. Это до сих пор я.
Жан-Пьер Симон.
Я побрился и отклеил с виска полоски лейкопластыря. Кожа под ними оказалась влажной и заметно покрасневшей, но рана уже зарубцевалась.
Выкинув лейкопластырь в мусорное ведро, я оделся и отправился в спортивный зал. От тренировочного боя отказался, просто размялся и поработал с гантелями и штангами. Иначе никак — тело еще окончательно не сформировалось, глазом моргнуть не успею, как заплыву жиром.
Закончив тягать железо, я принял душ, насухо вытерся колючим полотенцем, оделся и поднялся из подвала на улицу. Там у тумбы с театральными афишами меня уже дожидалась арендованная коляска; Лука сидел на козлах и зевал в кулак.
Я потратил четверть франка на покупку газет, забрался к громиле и спросил:
— Успеваем позавтракать?
Лука вытащил карманные часы и покачал головой.
— Нет, хозяйка просила забрать ее в половине одиннадцатого. Пора ехать.
— Тогда вперед! — вздохнул я и перебрался под тент.
Небо затянули низкие облака, накрапывал легкий-легкий дождь, но капли моментально испарялись, стоило им только упасть на разогретые камни брусчатки. Было тепло и влажно. Город заполонил смог, дым стелился над улицами, и самоходные коляски, паровики и телеги тонули в его серой пелене, а дирижабли огромными рыбинами плыли над крышами домов.