Всегда бывает первый раз (сборник)

Раньше у них как-то находились темы для общения. Обсуждали художников, теорию Дарвина, гений Циолковского и повадки дельфинов. Вместе запоем читали книги и смотрели фильмы, спорили о том, что творится в голове Аллена и Альмодовара, вдвоем чертили Андрюхины проекты. Вернее, чертил он, а Натка высказывала мнение. Чаще восхищалась, но случалась и критика. Критика, которую он с трудом терпел, но, бывало, и принимал, признавал правоту Наткиных суждений, называл жену своим гениальным советчиком, своей музой, своей спасительницей. Говорил, что не построил бы без нее ни одного оригинального здания, чертил бы скучные коробки с малогабаритными квартирками и, скорее всего, чувствовал себя абсолютно реализованным. А с ней хотелось добиться большего, стать непохожим на других.

Он добился. Он стал. А все остальное, то, что двигало и вдохновляло, вдруг куда-то ушло. Натка и не заметила, когда у них иссякли темы для бесед. Она не знала, почему они перестали обсуждать политику, искусство или хотя бы новый просмотренный фильм. Нет, пожалуй, про фильм знала: они просто очень давно не смотрели вместе кино. У него работа, у нее дети, а вечером доползти бы до кровати. А там дежурный поцелуй куда-то в угол глаза, быстрое «Спокойной ночи» (не дай бог, что-то еще придет в голову), и скорее, скорее в объятия Морфея. Конечно, они обменивались информацией. Все, как должно быть в приличной семье: здоровье и успеваемость детей, свежий анекдот и новости из жизни друзей. Вот только проекты свои Андрей показывать жене перестал, а она перестала спрашивать у него, какое платье надеть на завтрашние переговоры. Раньше всегда говорил:

– Надень зеленое – подчеркнет и глаза, и фигуру.

Или:

– Темно-синее и туфли еще в тон, замшевые на шпильке.

– Андрюш, на переговоры на шпильке?

– Арабы тебе будут только благодарны, подпишут контракт, не моргнув глазом.

А вот еще:

– Надевай красное. Случай подходящий.

– В красном как-то вызывающе.

– У тебя же вечернее мероприятие. Для ужина в ресторане самое то.

Вот так было раньше. А потом он стал отмахиваться от жены, как от назойливой мухи. Говорил, что ей все идет, что у нее прекрасный вкус, и вообще просил не беспокоить «всякой ерундой». И как это Наткина жизнь превратилась в ерунду? Хотя во что бы она ни превратилась, Андрей принимал в ней хоть какое-то участие, хоть чем-то интересовался, хотя бы о чем-то разговаривал. А в Испании замолчал окончательно. Словно счел свою миссию выполненной. «Вот, дорогая. Привез тебя к морю, поселил в шикарном доме. Живи хорошо и, пожалуйста, оставь меня в покое. Да, ну и радуйся, конечно. Непременно радуйся. А почему бы тебе не радоваться при таких замечательных условиях? Дети почти выросли, муж как бы есть, но ничем не мешает. Красота! Я думаю, ты должна прекрасно себя чувствовать».

Да уж. Прекраснее не бывает. Когда с тобой молчат, лучше просто некуда. А когда от назревшего разговора убегают, как от прокаженного, то это должно веселить и окрылять почище любого водевиля. Все так. Только петь и плясать Натке почему-то не хочется. Она была бы не против узнать, где муж провел прошлую ночь и почему не позвонил. Да! И еще! Куда, интересно знать, он уехал в субботу днем, даже не предупредив для порядка о том, что «срочная работа не терпит отлагательств»?

«Трусит», – решила Натка. Всегда и во всем правый, уверенный в себе и самовлюбленный мужчина оказался на поверку наибанальнейшим трусом, испугавшимся осуждающих взглядов и вопросов собственной «никчемной» жены. «Ничего, дорогой. Рано или поздно тебе придется с ними столкнуться».

Неожиданно Натке стало весело. Она почувствовала себя хозяйкой положения, от воли которой теперь зависит многое. Натка скинула с себя грязную одежду, приняла душ, выжала в красивый большой стакан гранатового сока (гранаты из собственного сада – еще один плюс всезнайке Андрею) и вместе со стаканом, рискуя облить красными каплями белоснежный диван в гостиной, исполнила несколько па. Все это время она безостановочно напевала строчку из новомодного дуэта Рианны и Эминема. Пела, конечно, женскую партию.

– I love the way you lie[11], – тихонько мурлыкала.

– I love the way you lie, – выводила красивым грудным голосом.

– I love the way you lie, – орала что есть мочи и кружилась так, что пара капель сока все же оставила отметины на бежевом ковре.

Песнопения прервал звонок телефона. Паола рвала и метала, говорила, что у Натки зашли шарики за ролики. Она так и произнесла: «Щарики за рьйолики», чем вызвала у подруги новый приступ безудержного веселья. Спохватившись, Натка попросила Паолу простить ее за безответственное поведение и, конечно, пообещала исправиться, а главное, непременно рассказать о причинах своего безрассудства. «Но это как-нибудь потом, потом, потом». А сейчас у нее есть и силы, и время, и (ура!) желание для выполнения очередного задания. Кажется, Натка вошла во вкус.

Очередные переведенные фразы заставили ее задуматься:

Вы устали. Отдохните.