Всегда говори «всегда» – 3

– Да не нервничаю. Устал. – Он уткнулся ей носом в плечо. – Как собака устал. – А сам подумал: «Прости… за эти дрожащие руки, за то, что вдруг включились низменные рефлексы».

– Твои инвесторы остались довольны вечером? – Ольга погладила его по спине.

– Надеюсь. А так, шут их разберет, народ тут сложный.

– Я, во всяком случае, делала все, что могла. Улыбалась во весь рот. У меня теперь скулы болят.

Она раздела его как маленького – помогла снять пиджак, расстегнула ремень и рубашку.

Господи, как же ему стыдно за это свое смятение, за кобелиную стойку на запах сандала, за все. Сергей быстро скинул одежду и стремительно нырнул под простыню, будто голое тело могло выдать истинную причину его дурацкого поведения.

Ольга почему-то не легла – села рядом.

– Ты молодец… – сказал он и закрыл глаза, чтобы не видеть ее любящего взгляда.

– Это ты молодец, – засмеялась она и взъерошила ему волосы. – Устроил с бухты-барахты светский прием…

Ольга помолчала, а потом вдруг задумчиво сказала:

– А Оксана эта… она симпатичная.

Сердце дало короткий сбой и… припустило в бешеном ритме. Открыв глаза, Сергей в упор посмотрел на Ольгу.

– Симпатичная? Да, наверное… Я, правда, не очень-то к ней присматривался.

Он бы руку дал отрубить, чтобы это «не очень присматривался» было правдой.

Да в конце концов, что он такого сделал, почему ведет себя как нашкодивший кот?! Барышев схватил Ольгу в объятия и рывком потянул на себя.

– Симпатичная, симпатичная, – засмеялась она. – Милая… и даже очень! – А потом обхватила его руками и прижалась всем телом. – Знаешь, я почти счастлива.

– Почти? Интересно. Почему почти?

– Потому что мне не хватает Машки, Мишки и Костика, и еще – я мучаюсь без работы.

– А почему счастлива?

– А счастлива, потому что тебя люблю… ужасно люблю… Я даже не думала, что могу так любить. Правда, правда…

Барышев почувствовал облегчение. Ну вот, все решилось.

Какой, к черту, сандал, ему все почудилось.

Сергей впился в Ольгины губы сумасшедшим удушающее-агрессивным поцелуем.

Все померещилось…

Просто он так заработался в последнее время, что забывал смотреть на Ольгу, слушать ее, дышать ею.

В нем нет ни йоты пространства для другой женщины. Его мир – это Ольга, его жизнь – Ольга, его космос, бог, ангел-хранитель, его кровь и плоть…

Дим Димыч все утро капризничал, но, как только пришла няня, стал паинькой – и каши поел, и горло дал посмотреть, и на прогулку оделся, не хныкая. Инга Сергеевна ничего особенного не делала, чтобы он ее слушался, но Димыч все ее указания выполнял беспрекословно. Надя иногда с тоской думала – может, ему не хватает бабушки, и поэтому пожилая няня стала для него непререкаемым авторитетом?

– А теперь другую ножку давай. Вот так… – слышался из коридора голос Инги Сергеевны. – А теперь шапочку… Вот какая у нас шапочка красивая. Тепло Димочке будет!

Надя вздохнула – она тоже говорила не раз Димке-маленькому, что шапочка у него неземной красоты, но на попытки надеть ее сын отвечал диким ревом и воплем «саска похая не хошу!», что означало – «не хочу надевать плохую шапку».

Шапок было куплено великое множество – и ушанки, и «шлемы» с ушками, и даже буденовки, но все они были «похие». Надя так часто повторяла: «Дима, одевайся», что в конце концов сын на вопрос: «Как тебя зовут?» стал всем отвечать: «Димаодевайся». Грозовский решил, что с этим безобразием надо заканчивать, и привел Ингу Сергеевну – высокопрофессиональную няню, у которой были рекомендации чуть ли не на уровне депутатов Госдумы.

– А теперь шарфик повяжем, и все, – пропел ласковый голос няни.

Решив воспользоваться покладистостью Дим Димыча, Надя вышла в коридор.

– Может, еще косыночку сверху? Мороз.

– А у нас под шапочкой косыночка. А сверху это уже лишнее будет, Надежда Ивановна. Вы мне поверьте. Впрочем, если настаиваете, могу и косыночку, и платочек, и шапку-ушанку… Пусть ребенок сварится. – Инга Сергеевна достала из шкафа пуховый платок и стала повязывать его Димке поверх шапки.

При всей своей незаменимости и суперпрофессионализме няня порой бывала просто несносна.

– Да нет, нет, – забрала Надя платок. – Это я так просто…

– Вот именно, что так просто, – назидательно проворчала Инга Сергеевна. – А с ребенком просто нельзя. С ребенком все как раз очень сложно!

«Черт меня дернул ввязаться в ее тонкий воспитательный процесс, – с горечью подумала Надя. – Дожила… Няня в доме командует. Скоро разрешения буду спрашивать к сыну подойти».

– Конечно, конечно, – пробормотала она, целуя Димку-маленького в пухлую щеку. – Идите гулять. Давайте я вам дверь открою.

Она распахнула дверь, и няня вышла с гордо поднятой головой, ведя за руку Дим Димыча, который ковылял рядом в толстом комбинезоне, переваливаясь, как пингвиненок.

Надя уже закрывала дверь, когда няня резко обернулась.

– Кутать ребенка – это же дикость просто! – громко заявила она.

Надя хотела ответить, что дикость – читать ей нотации за ее же деньги, но вдруг подумала – пусть. Пусть читает. Пусть хоть плешь проест, лишь бы Димке хорошо было. Все-таки ему так не хватает бабушки – доброй и любящей, ничего, что немного ворчливой.