Всегда лишь она

– Что? – спрашивает она и слышит панику в собственном голосе. В салоне темно, но она различает знакомые очертания: ряд фенов, раковины с фарфоровыми выемками, куда женщины помещают свои тонкие шеи, три зеркала и стулья, у которых она и два других стилиста проводят почти весь день. Это место, где рождается красота, думает она. Свет мой, зеркальце, скажи…

– У Корделла проблемы, – говорит он. – Несколько мужчин заявились к нему, требуя выдать им Энни. Они убеждены, что она у него, и отказываются уходить, так что его сестра позвонила в полицию. В основном это просто пьяницы, они, вероятно, безвредны, но мне лучше проверить все самому. – Он смотрит на Фэй, чтобы убедиться, что она понимает, о чем он говорит. Она кивает, чувствуя, как от услышанного испаряются последние остатки сна.

– Но ты же не думаешь, что это действительно он, верно? – спрашивает она. Ее вопрос полон надежды, но голос звучит слабо и неуверенно. Она прочищает горло.

Хэл хмуро качает головой, его губы сжимаются в тонкую линию.

– Конечно нет. Мы допросили его. У него лучшее алиби из всех возможных: когда Энни пропала, с ним был его адвокат. И его сестра тоже. – Он делает паузу. – Все было бы проще, если бы это был он.

Он касается губами ее щеки, но в этом жесте нет эмоций. Мысленно он уже вышел за дверь, сел в машину и мчится к дому Корделла Льюиса, где вовсю разворачивается сцена. Она понимает его. Из нее бы вышла хорошая жена полицейского. Жаль, что право первенства принадлежит Бренде Йорк.

– Кое-что еще, – добавляет он. – Это насчет того парня, Спейси. – Он поднимает брови, чтобы убедиться, что она следит за ходом его мысли.

Она кивает.

– Мне, наверное, не следовало бы тебе этого говорить, но ребята проверили вышки сотовой связи. Похоже, что Энни была у него дома или где-то поблизости в ночь исчезновения. Именно поэтому мы и взяли его сегодня вечером на службе. – Он делает паузу. – Я подумал, ты захочешь узнать…

– А я подумала, ты скажешь мне, когда сочтешь нужным.

Пульс Фэй ускоряется при мысли, что Энни солгала ей, сказав, что якобы проведет ночь у Трейси. Фэй сломала голову, пытаясь вспомнить, кто такой этот Кенни Спейси. Все, что ей удалось наскрести в памяти, – смутный образ тихого пятнадцатилетнего пацана, который смотрит только на Энни. Высокий и худой, полоски бледной кожи торчат из-под штанов, из которых он давно вырос. Она еще подумала, что мальчишка похож на богомола – такие же огромные глаза на маленьком лице.

– Ты ведь знаешь, что этот парень влюблен в тебя, верно? – спрашивала она у Энни.

– О, тетя Фэй, – всегда отмахивалась Энни, давая понять, что ни о каком Кенни и речи быть не может.

– У меня от него мурашки по коже, – заметила как-то Фэй – всего один раз. А видимо, следовало повторять это куда чаще.

Хэл пытается подняться и морщится. Они так и заснули, переплетясь в этом дурацком кресле. Они слишком стары, чтобы заниматься тем, чем занимались, они заблуждались, снова вообразив себя юнцами, и Фэй никогда не понимала этого лучше, чем теперь. Она не боится того, что в ближайшие годы они потеряют друг к другу интерес или разойдутся. Нет, они просто будут стареть и терять энергию, нужную, чтобы продолжать дружбу, которая никогда не станет чем-то большим. Двигаться в ритме обычной повседневной жизни уже непросто, но все же она не может представить себе эту жизнь без него. Она боролась за их странные отношения слишком долго, чтобы сдаться. Она любит его и знает, что он тоже любит ее. Он любит ее так, как не может любить свою жену, хотя ту он тоже любит по-своему. Ох, как бы ей хотелось быть его женой. Но их никогда ничто не связывало – вплоть до того дня, как она вошла в участок и увидела его с малышкой на руках. Только тогда Энни не желала его отпускать, а теперь Фэй.

Она тоже пытается встать и получает по заслугам. Со стоном Фэй тянется к своей одежде. Они не смотрят друг на друга, пока одеваются, – негласное соглашение, необходимая граница между ними здесь и сейчас и теми людьми, которыми они были до входа в салон. За годы она научилась делать вид, что он для нее такой же человек, как другие. Научилась умещать невероятное количество эмоций в крохотные промежутки времени. Жить, как живет она, нельзя, понимает Фэй. Но сейчас у нее нет времени это обдумать.

Мгновение Хэл смотрит на кресло, и его лицо приобретает лукавое выражение. Она закатывает глаза.

– Не воображай о себе слишком многого. Это ничего не меняет, – говорит она ему, хотя, конечно, это ложь. Ушли десятилетия на возведение стен, но хватило одной ночи, чтобы обрушить их до основания.

– Я просто думал, как хорошо, что у тебя есть это кресло. Оно нам здорово пригодилось.

Она краснеет и бросает на него смущенный взгляд.

– Что такое? – подначивает ее он, и игривая улыбка выдает, как он доволен собой.

Она пожимает плечами.

– Возможно, я и думала о чем-то таком. Это кресло пригодилось бы, ну, ты знаешь, если возникла бы… неожиданная ситуация.

Он поднимает брови, и его улыбка становится шире.

– Думала, значит?