Всегда в бою

Мой НП располагался на высоте 111,4. Вообще-то говоря, это не высота, а высотка. Но здесь, на плоской Низменности Земланда, она действительно казалась горой. Местные жители ее называли «гора Бисмарка». На ее вершине была построена каменная пирамида. Забираясь по крутым ступеням на площадку пирамиды, я невольно вспомнил, как в свое время Бисмарк предупреждал соотечественников о ненужности и опасности военного конфликта с Россией.

Высота 111,4 находилась теперь в 3–4 км от линии фронта. С каменной пирамиды открывался вид на всю безлесную равнину. Справа ее прорезала серая лента Кенигсбергского шоссе. Там, над скоплением красно-кирпичных домов Куменена, торчал готический шпиль кирхи. А прямо на запад снежные поля дымились разрывами сотен снарядов и мин.

Фашисты нанесли главный удар не вдоль дороги, как это они обычно делали, а левее. Возможно, в этом решении сыграла роль морозная погода. Она сковала болотистую землю и сделала ее повсеместно проходимой для танков. Как бы там ни было, но сейчас основная масса вражеских танков шла прямо на район, где стояли десятки наших пушечных и гаубичных батарей. Мы ведь готовились к наступлению и потому придвинули всю легкую артиллерию близко к переднему краю.

В первые часы боя, когда направление удара противника уже обозначилось, когда пехота Лопатина начала с боями отходить, тревожный вопрос встал перед нами: как быть с этой массой артиллерии, сосредоточенной в районе, который по фронту не превышал четырех километров? Ясно, что фашистские танки вот-вот выйдут в этот район. Переместить артиллерию в тыл, на новые позиции? Но тогда она на какой-то промежуток времени совсем потеряет контакт с отходящей пехотой. Это грозит тяжелыми последствиями — глубоким прорывом противника в полосе нашей обороны.

— Даем бой? — спросил я генерала Щеглова. — Не подкачает артиллерия?

— Даем бой! — твердо ответил Евгений Владимирович.

— Тогда передай своим орлам мой приказ: все батареи на прямую наводку и огонь!

И вот по команде Щеглова, переданной на огневые позиции, одиннадцать артиллерийских полков почти одновременно ударили по наступающим фашистам прямой наводкой. Это была стена огня. В нем сгорели десятки танков и самоходных установок, огонь разметал, рассеял и уничтожил густые цепи вражеской пехоты.

Генерал Лопатин организовал контратаку, его гвардейцы ударили в штыки и погнали гитлеровцев. Ранний зимний вечер застал стрелков 13-го корпуса на тех же позициях, которые они занимали утром. А поле боя, заставленное множеством сгоревших танков с черно-белыми крестами, заваленное сотнями трупов фашистов, было у гвардейцев уже за спиной.

Первый день наступления не принес противнику ничего, кроме огромных потерь. Однако вспоминая этот напряженный 12-часовой бой, который начался для нас трудно, а закончился успешно, я хотел бы сделать одну существенную оговорку.

Тактический фон описанного выше эпизода сложился из совпадений случайных обстоятельств, поэтому нельзя делать на этом основании какой-то обобщенный вывод насчет успешного противоборства артиллерии с массированной танковой атакой. Мы сосредоточили артиллерию на очень узком и неглубоком участке, намеченном для прорыва. Противник, в свою очередь, избрал этот участок для удара крупными силами пехоты и танков. В лобовом столкновении мы одержали верх благодаря мужеству, хладнокровию и боевому мастерству наших артиллеристов.

Разумеется, этот фактор всегда был и будет одним из решающих. Но полагаться только на него, сбрасывая со счетов другие важные факторы, командир не имеет права. 19 февраля, когда вражеские танки неожиданно прорвались в район наших огневых позиций, когда вслед за танками эти позиции атаковала пехота, у нас оставался один-единственный выход — оставить всю артиллерию на месте, в прежней группировке, и огнем прямой наводки сломить наступающего противника. Эта удалось. Но если бы фашистское командование, располагая соответствующими разведданными, нанесло удар севернее — например, на Гарбзайден, Гранц, 43-я армия оказалась бы в чрезвычайно трудном положении. Правый наш фланг был слабо прикрыт артиллерией именно потому, что, готовясь к наступлению, мы сконцентрировали ее на левом фланге, на 4 — 5-километровом участке.

Вечером, когда мы доложили в штаб фронта итоги боя, командующий генерал армии И. Х. Баграмян информировал нас о положении левого соседа — 39-й армии генерала Людникова. В ее полосе противник нанес два встречных удара вдоль железной дороги Фишхаузен — Кенигсберг: один — от Фишхаузена, другой от Кенигсберга, пытаясь восстановить связь между земландской и кенигсбергской группировками.

— Надо помочь Людникову, — заключил Иван Христофорович. — Передайте ему корпус Ксенофонтова и приданные вам пушечные артбригады и гвардейский минометный полк.

— А приказ о наступлении?

— Отменяется, — сказал он. — Ваша задача — жесткая оборона…