«Всего еси исполнена земля Русская...» Личности и ментальность русского средневековья

В «Слове» Игорь осуждается за сепаратные действия устами Святослава Киевского: «О моя сыновча, Игорю и Всеволоде! Рано еста начала Половецкую землю мечи цвелити, а себѣ славы искати. Нъ нечестно одолѣсте, нечестно бо кровь поганую пролиясте… Нъ рекосте: „Мужаимѣся сами: преднюю славу сами похитимъ, а заднюю си сами подѣлимъ!“»[62]. Тема же покаяния в поэме приобретает иные масштабы: по мнению автора «Слова», необходимо покаяние не одного Игоря, а всех русских князей, погрязших в усобицах[63]. Кроме того, в «Слове» можно усмотреть параллели с евангельской притчей о блудном сыне, в которой наличествует та же последовательность событий: грех — наказание — покаяние — прощение[64].

Таким образом, далеко не случайным является тот факт, что именно события 1185 г. послужили поводом к созданию наиболее выдающегося произведения русской литературы домонгольского периода. Эти события не были незначительным, «тривиальным» эпизодом: они носили уникальный характер, а развитие их фабулы явилось для относительно недавно христианизированной страны ярким примером проявления воли Бога. Отсюда — сильное воздействие Игоревой эпопеи на современников и небывалый отклик на нее в общественной мысли.

Однако степень воздействия события на современников далеко не всегда адекватна яркости его восприятия потомками. В последующие времена события 1185 г. не привлекали общественного внимания. Повести о них в летописных сводах XIII и последующих веков просто переписывались, новых их редакций не возникло. «Слово о полку Игореве» не имело богатой рукописной традиции[65]. Лишь в конце XIV в. автор «Задонщины» воспользовался им как источником, творчески переработав его текст для описания победы над Мамаем на Куликовом поле. При этом он отталкивался от своеобразно понятого противопоставления в «Слове» прежних и нынешних времен: эпоха «первых князей» была расценена как славная, эпоха Игоря — как печальная; в противовес этому в «Задонщине» печальному времени нашествия XIII в. противопоставлялось славное время Куликовской победы[66]. Можно полагать, что на фоне бурных событий XIII столетия происшедшее в 1185 г. стало выглядеть тем, чем оно было, если смотреть с чисто политической точки зрения, — эпизодом в борьбе со степью, не идущим ни в какое сравнение с монгольскими нашествиями.

С другой стороны, можно назвать события, воздействие которых на людей русского средневековья возрастало по мере их удаления во времени.

Гибель в 1015 г. в ходе междоусобной борьбы младших сыновей Владимира Святославича Бориса и Глеба не привела тотчас к возникновению их почитания как первых русских святых. Сами обстоятельства гибели братьев не вполне ясны и порождают в историографии противоречивые версии[67]. Создание культа Бориса и Глеба прослеживается с середины XI в. и получает развитие при сыновьях и внуках Ярослава Мудрого[68]. Это было связано в первую очередь с потребностями политического и культурного развития страны.

В период единовластного правления Ярослава (1036–1054 гг.) набирает силу тенденция к превращению Руси в христианскую державу, подобную Византии[69]. Христианская держава должна иметь своих святых. К этому времени относится крещение останков погибших в междоусобицах 70-х гг. X в. дядьев Ярослава — Ярополка и Олега[70], начало прославления Владимира как крестителя Руси, «нового Константина» (Иларион в «Слове о Законе и Благодати»)[71]. Создание культа Бориса и Глеба как невинно убиенных христиан шло в этом русле. Литературные произведения, созданные о них во второй половине XI — начале XII в. («Чтение о Борисе и Глебе», Летописная повесть, «Сказание о Борисе и Глебе»), получили широкое распространение и оказали влияние на многие позднейшие памятники житийного (и не только) жанра[72].

Куликовская битва 1380 г. является одним из знаковых событий русского (великорусского) общественного сознания вплоть до наших дней. Между тем и ее реальное политическое значение, и воздействие на современников были несколько скромнее, чем отклик потомков.