Всего лишь барбос!<br />(Рассказы)

Это было первое дальнее путешествие Рэма. За день он набегался, его неокрепшие лапы устали, и на обратном пути он начал хитрить: спрячется в густых кустах стланика или за большим пнём и отдыхает, пока его ищут. Сначала все смеялись, потом отец начал сердиться: надо спешить к автобусу, а Рэм задерживает.

Спускаясь с сопки, они увидели невесёлое зрелище: на стоянке автобуса собралось сотни полторы людей. Почему-то на эту окраину города с самыми грибными и рыбными местами автобусы ходили совсем редко.

Пришёл автобус. Люди облепили его, но дверь не открылась. Кондуктор что-то показывала руками через окошко, будто играла на гармошке. Губы её быстро двигались. Хотя слов не было слышно, все поняли, что сказала сердитая кондукторша: автобус не резиновый, наведите порядок, потом открою дверь.

— Товарищи! — сказал отец Боба и Дима, и все сразу затихли, потому что голос у отца был сильный и красивый, да и сам он, высокий, загорелый, вызывал к себе симпатию. — В автобус должны сесть женщины и дети. Этот автобус последний. Мужчинам придётся идти пешком.

— Мы не дети, — торопливо сказал Боб, — мы тоже пойдём пешком.

— И Рэм пойдёт с нами, — добавил Дим.

— Нет, — возразил отец. — Вы сядете с мамой в автобус, хотя вы уже и не дети, а с Рэмом пойду я.

Когда женщины и дети вошли в автобус, оказалось, что туда ещё поместится десятка полтора людей. Начался настоящий штурм. Мужчины лезли по принципу — кто ловчее. И вдруг Боб и Дим увидели, что их отец тоже оказался в автобусе.

— А как же Рэм? — закричали они вместе и попытались протиснуться к выходу, но бесполезно. Автобус с открытыми дверями, из которых, как сосиски, болтались руки и ноги, медленно пополз по дороге.

Рэм с жалобным скулением немножко потрусил следом, а потом вернулся на остановку.

Боб и Дим плакали. Они не хотели ничего говорить и слушать, они не хотели смотреть на отца, а заодно и на маму.

Мама в спортивном костюме сидела в углу дивана, отец ходил по комнате широкими шагами, Дим и Боб уткнулись в портьеру. Света не зажигали, потому что никому не хотелось смотреть друг на друга.

— Из-за чего, собственно, весь сыр-бор? — наконец сказал отец, остановившись посреди комнаты. — Из-за какого-то барбоса? Да разве это собака? Я вам завтра же принесу настоящую овчарку, даю честное слово! Ну, хватит хлюпать!

Отец подошёл к двери, взял Боба и Дима за руки, привлёк к себе. Они вырвались, и Боб сказал:

— Ты предатель, а Рэм думает, что это мы такие!

— Да ты понимаешь, что говоришь? — с горечью и возмущением воскликнул отец. — Ведь я был на фронте, у меня ордена и медали…

— Хоть ты и был на фронте, — возразил Дим, — я не хотел бы воевать с тобой в одном окопе!

Эти слова иногда о ком-нибудь говорил отец, и они обозначали самое плохое, что можно сказать о человеке. Так считали все: отец, Боб и Дим, мама.

— Почему? — тихо спросил отец. Он стоял посреди комнаты, большой, сильный, но даже в темноте было видно, как он растерялся.

— Ты бы бросил меня, как Рэма, — ответил Дим.

Тихо в квартире. Спят рыбы в аквариуме. Спят краны в ванной и электрические лампочки. Только дверь не спит. Скрип-пиу! Через полчаса снова — скрип-пиу-у!

Идут по дороге две маленькие фигурки. Крепко держатся за руки, молчат, чтобы никто не услышал. Слишком громко стучат ботинки по широким бетонным плитам тротуара.

— Тише! — шепчет Дим.

— Я и так тихо, — отвечает Боб и, споткнувшись, летит в канаву. Дзе-ле-лень-дзекк! Покатился фонарь под горку.

— Ты не плачешь? — спрашивает Дим, поднимая Боба.

— Нне-ет! — отвечает Боб.

Темно на дороге. Кончился тротуар. Галька пырскает из-под ног, как лягушки. Небо только, над морем чуточку светлее. А там, где горбатая сопка, съёжившись от холода, уткнулась носом в землю непроглядная темнота. Там, у сопки, конечная остановка автобуса. Там остался Рэм.

— Может, фонарь засветим? — спрашивает Боб.

— Нет, ещё увидят, — отвечает Дим.

— Кто увидит?

— Кто-нибудь…

Вдруг впереди, на дороге, появился маленький жёлтый огонёк, всё ближе, ближе. Боб и Дим спрятались в канаву.

Что-то странное двигалось по дороге. Кто-то большой на велосипеде, за ним, сзади, приткнулся другой, поменьше, ноги в стороны вытянул, чуть не по земле тянутся. Над плечами большого будто ещё одна голова, выпирает рюкзак, а над ним вертится что-то маленькое, остроносое, ушастое. Едет эта громадина тихо, медленно, виляют колёса от тяжести. Вдруг сверху, из рюкзака, — гав! гав! гав!

— Рэм! Рэм! — Боб и Дим с радостными воплями выскочили из канавы.

— Батюшки! — воскликнула мама. Велосипед накренился, и она оказалась на дороге.

Отец слез с велосипеда, устало вытер лоб, снял рюкзак.

— Вот ваш барбос. Целуйтесь…

КАК ДВОЙКУ ВЫБРОСИЛИ НА ПОМОЙКУ

Новый дом стоял на отшибе, почти в лесу. Построили его весной, когда сошёл снег. Кликнул Мишин отец шестерых братьев на помощь. Перекатывали братья, один другого выше, брёвна, обтёсывали топорами, складывали сруб.