Всего лишь я

Да, знали бы тогда монахи, что это за карта, так попросту отрубили бы Трафо руку, а не жгли бы его железом. Так их старания канут в небытие. Карта исцелит своего носителя, уберет ожог, и следа не останется. Ребра Трафо исцелил в тот же день, как только его выпустили из пыточной, а вот с ожогом пришлось обождать. Карта хоть и чудесная, но младшая, не всесильная. Ей требовался отдых. А уж руку отрастить ей не под силу.

Но ничего. Трафо умел ждать. Пятнадцать лет поисков карт тому свидетели. Тщетных поисков, надо признаться.

Свою первую, и пока (он надеется, что только пока) единственную карту он нашел случайно. Такое бывает. В таких случаях люди говорят, что карта сама нашла своего носителя, и особо не думают более об этом. Возвращаясь с рынка, Трафо, тогда юноша шестнадцати лет, заметил в сточной канаве блеснувший на один краткий миг предмет и рискнул спуститься на дно дурно пахнущего канала. Каково же было его удивление, когда он понял, что именно он нашел. Радости его не было предела. Если бы он собственными глазами не видел, как на один краткий миг золотом блеснул этот непримечательный кожаный лоскуток, прошел бы мимо. Тогда впервые он и открыл ее, свою карту. Убедившись, что его находка на самом деле является тем, чем является, воровато оглядевшись, Трафо сунул ее за пазуху, и, покрепче затянув узел веревки, опоясывающей его старую рубаху, бегом отправился к собственному дому.

Ворвавшись в хижину, чуть не сбив второпях с хлипких петель дверь, он заметался по тесному жилищу в поисках укромного места, где, по его мнению, находка могла бы себя чувствовать в полной безопасности. От кого он прятал карту? Вопрос, который он себе задает и поныне, ведь кроме старушки-матери в доме никого не было. Трафо каждый раз, как только мысленно возвращался к тем давним событиям и вновь спрашивал себя, приходил к умозаключению, что карты способны свести с ума. Нередко можно услышать истории о том, как из-за карт происходят убийства. Бессмысленные и жестокие. Почему жестокие? Очевидно потому, что за излишней жестокостью пряталась бессмысленность. Бессмысленны они потому, что завладеть картой насильно нельзя, она попросту не откроется. Видимо, одну из таких добытых при помощи убийства карт он и нашел, когда отчаявшийся разбойник так и не смог открыть ее, и ничего, кроме как выбросить улику в канаву, ему не оставалось.

На две недели Трафо забыл о том, что существует в мире еще что-то, помимо его карты. Он потерял покой и сон, стал нервным и дерганным, зачастую срываясь и крича на мать, единственного близкого ему человека. Та, в свою очередь, как любая мудрая женщина, обиды на чадо не таила, и списывала все странности в поведении сына на возраст. Только одно выдавало досаду уставшей от жизни и лишений женщины – на миг поджатые губы и едва различимое покачивание головой.

Однажды утром Трафо проснулся и решил, что ему пора оставить прошлую жизнь. Дождавшись, когда мать уйдет на рынок, он отыскал мешок, побросал в него нехитрые пожитки, и, не оборачиваясь, ушел из дому. Так началась для него новая жизнь. Жизнь, которую он решил посвятить поиску карт.

Оторвав взгляд от своего сокровища, Трафо устало вздохнул, как всегда вздыхал, когда вспоминал о матери. Приложив ожившую карту к ожогу, сказал:

– Лечи. Делай то, для чего создана.

Карта отозвалась незамедлительно. Боль прошла, приятная прохлада обволокла гудевшую голову. Несколько минут прошли как одно мгновение. Достав из мешка осколок зеркальца, Трафо принялся за изучение своего лба. Не обнаружив на месте ожога ничего, что бы напоминало о присутствии на челе клейма, он удовлетворенно хмыкнул. Карта, сделав свое дело, пульсировала в ладони.

– Умница, – с улыбкой прошептал Трафо. – Теперь спать.

*****

Холод разбудит лучше крикливого петуха.

Трафо открыл глаза, и первым, что он увидел, стало небо, усеянное белыми холодными точками звезд. Недурно он отдохнул. Раскаленная солнцем степь душила жарой, но стоило светилу скрыться, как холодная луна набрасывала ледяное покрывало на все живое, испытывая мир новой крайностью – холодом.

Трафо потянулся, хрустнув суставами. Теперь бы поесть, и можно отправляться далее, в город Набакис, до которого осталось не так и далеко. Если идти всю ночь, то к рассвету поспеет к стенам столицы Затарии.

Поесть. Желание доброе и очень своевременное. Нащупав в темноте свой холщовый мешок, Трафо распутал узел веревки, стягивающей горловину.

– И что я там пытаюсь найти? – удивленно вопрошал самого себя Трафо. – Даже отчаявшаяся мышь не найдет хотя бы крошки на дне моего мешка.

Оставив поиски несуществующей провизии, Трафо снял с пояса флягу и, откупорив ее, сделал пару глотков.

– Совсем другое дело! – воскликнул он. – Сил на десятерых! Зачем еда, коль есть вода? Пей вода, ешь вода…