Витя сжал холодный снег. Он растаял тут же, под действием его теплой руки.
Осознание гибели постепенно подступало к Вите, держа за пазухой нож дальнейшей боли. Небеса, которых Витя мог достичь с помощью Юли, рухнули. Солнце ушло за тёмные облака.
Больше никогда не будет светло.
Больше никогда не будет хорошо.
Больше не будет ничего.
— Почему?! — выкрикнул он, ударив кулаком по земле. — Почему всё так?!
— Вить, поехали домой, — Белый поднял Пчёлу с земли. Он послушно встал, делая неуверенные шаги, будто маленький ребёнок. Белый посадил Пчёлкина к себе в машину, дождался друзей и отъехал от больницы.
12 декабря 1999. 15:58.
— Володь, а ты чё, девушку к себе водил? — Артур Лапшин поднял с пола большую круглую серёжку с золотым отливом. Украшение валялось возле входной двери. Каверин поёжился от таких подозрений и ответил ехидно:
— Нет, Артурчик, у меня только мужчины. Забыл? — Владимир поднял серёжку, положил к себе на широкую морщинистую ладонь. Он рассматривал серьгу, как редкое насекомое чудной красоты. — Но я знаю, чья это серёжка. И ты тоже, Артурчик. Напряги свои засохшие мозги и поймёшь.
Лапшин уставился тупым взглядом на Каверина, смешно разинув рот. Это означало мыслительный процесс великой силы. Через две минуты скрипа серого вещества Лапшин выдал:
— Светочка?
— Господи, какой ты идиот. Это серёжка Фроловой! — Каверин закинул серьгу на стол, а потом отвесил подзатыльник Лапшину. — Она подслушивала нас. Я это точно знаю. И вот эта побрякушка — доказательство. Поэтому стоит оставить себе и не терять. Важная улика! — Слово «улика» было произнесено с особым интонационным ударением. Владимир убрал серёжку в целлофановый пакетик и спрятал в ящик комода.
— Ты знаешь, я изменил немного свой план мести. Если я не устраню одного человека, я не смогу отомстить Белову. Можно пока не марать так сильно руки и сделать всё без визга и лишнего писка. Уничтожить одного человека, но уже сделать больно не только Белому, но и всем, кто ему близок… — Каверин замолчал, ожидая восторженности своего собеседника. Но Артурчик не смог понять всей гениальности плана Каверина и просто молчал до того, как Владимир продолжил свой монолог.
— Я убью Фролову. Потому что она слишком много знает. У неё уже есть записи наших разговоров, ты понимаешь? — Каверин схватил Лапшина за плечи. — Нужно не дать ей передать записи.
— Почему мы не можем просто выкрасть диктофон? — Поинтересовался Артур.
— Это нереально. Она всегда носит его на работу. Не будем же мы рыться в сумке Фроловой!
— Неужели ты сейчас оттянешь месть Белову? Ты слишком долго этого ждал, Володь, — Артур закинул ногу на ногу, следя за ходящим по квартире Кавериным.
— Убийство Фроловой — это первая часть мести. Это уже конкретный удар. Потому что она связующее звено всей этой шайки. Сам посуди, — Каверин закинул руки за спиной и начал ходить вдоль комнаты, разглагольствуя. — Для Пчёлы она любовь всей жизни, жена, мать ребёнка, — на слове «любовь» Каверин так скривил лицо, будто проглотил горькое лекарство. — Для Белого она, как сестра. Для Космоса тоже любовь. Для Ольги — близкая подруга, которой она доверяет. Убив Юлию, я сделаю больно не только Белому, но и его окружению. Он будет страдать, видя страдания друзей и жены. А как его будет пожирать чувство вины… — Каверин потёр руки, ухмыляясь. В этот момент он казался самым страшным злодеем из фильма. Лапшин даже отстранился от Каверина. — Ещё один важный момент, — Каверин загнул палец. — Белый не будет ожидать удара прямо в неё. Он будет готов к тому, что я убью его дружков. Он даже подумать не сможет, что я трону журналюгу, которая является национальной героиней. Но я сделаю всё тихо, так тихо, что ни одна псина не догадается. Я тебе внятно объяснил? — Каверин резко подошёл к Лапшину.
— Вполне. Ты будешь трогать его друзей?
— Это уже вторая часть плана, дорогой мой. После того, как Фролова умрёт, я залягу на дно. И когда Белый более-менее придёт в себя, я добью его, забрав друзей. Он останется совсем один. Это большой риск, но я пойду на это. Тот, кто умеет ждать, получает больше.
— Советую тебе поторопиться с Фроловой. У неё свадьба скоро. Может, на ней и прикончить её? — выдвинул идею Лапшин, намазав на бутерброд красную икру.
— Нет. Это не то, что нужно. Я дам Пчёлкину стать мужем. Потому что чем выше ты поднимаешься, тем больнее падать…
5 января 2000.
— Хочешь, мы у тебя останемся. Первые сутки — самые дерьмовые. Я могу сказать по своим ощущениям после смерти матери, — предложил Белый, когда в окне уже показались очертания панельной многоэтажки.
— Нет. Я не хочу, чтобы вы видели, как мне хуёво. Я не пацан малолетний, в конце концов. Сам должен справляться.
— Пчёлкин, то, что тебе плохо и ты показываешь свои настоящие чувства — это не значит, что ты пацан малолетний. То, с чем ты столкнулся — это адская, чудовищная боль. И нереально перенести её с гордо поднятой головой. Я бы больше удивился, если бы тебе было бы плевать.