Всего лишь химия (СИ)

Да что он мог рассказать? Роуг сам ничего не знал и толком уже не понимал. Все его мысли — монотонные, тянущиеся бесконечно — сводились к Люси. Она пропала. Просто исчезла, написав втихую заявление об увольнении и не посчитав нужным объяснить ему напоследок хоть что-то. Трусливо сбежала — и это Люси-то?! Она никогда бы так не поступила. Он мог поручиться за неё как за самого себя.

И всё продолжал ночами напролёт просиживать за горами этих идиотских бесполезных учебников, штудируя умопомрачительно нудные и длинные задачки и уравнения. Был ли в этом хоть какой-то смысл? Роуг мог твёрдо ответить, что да. Как бы глупо это ни казалось, хотя бы из-за того, что он не мог не оправдать возложенное на него доверие. Он пообещал Люси и теперь положил все свои силы, нервы и время на то, чтобы сдержать данное слово.

«… пусть она и не держит своих».

Весь этот непонятный, сумбурный и такой жгучий сгусток эмоций, клокочущий внутри, с каждым днём становился лишь больше и лишал способности здраво мыслить. Роуг сотни раз убеждал себя в бессмысленности этой зубрёжки и сразу же после этого брался за дело с утроенным рвением. И на каждой странице из сотен перелопаченных учебников его словно назло преследовали терзающие круглосуточно вопросы, ответов на которые не отыскать ни в одной книге. В какой момент всё пошло не так, когда он упустил из виду ту действительно важную деталь, которая впоследствии имела роковое значение, когда совершил ошибку? Разве он сделал что-то настолько неосмотрительное, глупое (грубое?), чтобы заслужить подобное отношение?

Во все эти тонкости отношений и женской психологии в частности парень посвящён не был, а потому ему не оставалось ничего иного, кроме как недоумевать и попусту накручивать себя. А может, на самом деле и не было никаких отношений вовсе, а он, в силу своей неопытности, всё это придумал? Всячески докучал Люси своей назойливостью, а она лишь из чувства такта не хотела ему отказывать. Теперь же и её терпению (признаться, недалёкому от ангельского: терпеть такую премерзкую личность, какой Роуг считал самого себя, это тот ещё талант) соизволил прийти конец. А ведь что он только не делал для того, чтобы докопаться до истины. Не боясь косых взглядов со стороны, пытался выведать что-то у преподавательского состава, но те лишь разводили руками. Несколько раз пытался отловить в школе Леви, но та становилась бледнее мела и словно просачивалась сквозь стены. На телефонные звонки Люси не отвечала: её номер уже которую неделю был недоступен. Роуг ежедневно караулил её у подъезда и в порыве отчаяния даже несколько раз собирался ночевать у него, вот только Стинг с грандиозным боем скрутил его и отправил домой отсыпаться.

Было ли правильным так явно навязываться? Роуг не узнавал самого себя и понимал, что поступает отчасти неправильно, но останавливаться не собирался. Если бы Люси хотела с ним связаться, то уже давно бы это сделала. Из этого вытекали вполне очевидные и не совсем утешительные выводы…

Нет-нет-нет, тут же возражал самому себе брюнет, и всё возвращалось на круги своя. Так просто невозможно притворяться. Он слишком хорошо помнит этот её ласковый, лучистый взгляд, который был адресован ему одному. И тихий задорный смех, и тёплые руки, и умопомрачительно мягкие, отзывчивые на ласку губы…

— Эй, приём, Земля вызывает Небо! Роуг, ответь мне хоть что-нибудь!

В ответ — лишь многострадальный протяжный вздох и неопределённое пожатие плечами. Впрочем, это всё же лучше, чем полное отсутствие реакции.

«Не иначе как делаем успехи. С таким темпом к концу года снова научимся говорить», — сделал неутешительный вывод Стинг.

***

Вечер выпускного был в самом разгаре. В преобразившейся до неузнаваемости столовой, которая теперь выполняла функции и танцпола, и банкетного зала, остались лишь самые стойкие. Четверть выпускников уже успела достигнуть своего предела и спьяну посапывала дома — таких везунчиков было меньше всего; остальные облюбовали близлежащие к школе территории, в том числе кусты, лавки, спортивные площадки, раздевалку и даже миски с салатами. Ещё одна четверть, самая здравомыслящая, быстро смекнула, что ловить среди этого сброда нечего, и мирно разбрелась по домам. Оставшейся части не оставалось ничего другого, кроме как вариться в этом адовом котле, которым сейчас и являлась столовая. По барабанным перепонкам оглушительно била абсолютно безвкусная музыка, которая вызывала восторг лишь у учителей, которые и занимались составлением плей-листа на вечер.

В самом углу стоящего у стены стола одиноко восседал Роуг, представляя собой образец вселенского спокойствия и непоколебимости. Теперь уже бывшие его одноклассники успели нажраться во всех смыслах и активно обезьянничали в центре зала.