Всего лишь папа

Стояла тишина, и лишь с пробегающей мимо дороги доносился редкий шум мотора. Наш городок очень маленький, живет своей тихой размеренной жизнью, и ажиотаж создают исключительно туристы: те ценители нашей страны, которые интересуются культурой и старинной архитектурой. Но гости Орвието бродят по мощеным улочкам исторического центра, а за его пределами остается тихо-тихо. Прохладным весенним вечером жители сидят в своих уютных домах, ужинают, смотрят телевизор, читают книгу или зависают в соцсетях. Мы обитаем на самой окраине Орвието и любуемся оливковыми садами наших соседей и умбрийскими холмами. Правда в тот час холмы потонули в ночной мгле, убаюканные умиротворяющим покоем, и стали невидимыми.

Я плотно затворил за собой дверь, чтобы исключить из беседы любопытные уши, и надеялся, что Дамиано отлично понял мою молчаливую просьбу не позволить Каролине подслушивать. Джорджо глубоко втянул носом бодрящий воздух. Наверное, хотел набраться сил, чувствуя, что не красоту природы я собрался с ним обсуждать.

– В городе живешь? – осведомился я.

– В самом сердце Перуджи.

– Наверное, у вас там не так тихо и темно? – предположил я с улыбкой.

– Да, там жизнь кипит допоздна. Такая тишина, как у вас, завораживает… – проговорил он, вздыхая.

Какой романтик! Вообще, человек, способный оценить красоту окружающего мира, даже если мир этот погружен в благоговейную тишину и непроглядную темень, уже вызывал мою симпатию. Романтики, по моим наблюдениям, имеют тонкую и чувствительную душу, не способную плести коварные замыслы. Они не причиняют боль другому умышленно, а только если невольно. Хотя, разумеется, меня не устраивало, чтобы кто-то причинил боль моей девочке, даже невольно.

– На самом деле, я не курю и курение не одобряю, – проговорил я вполне дружелюбно. – Но если тебе очень надо, кури, только на меня не дыми.

– Я тоже курю редко, по обстоятельствам, – отрывисто ответил Джорджо.

– Плюс в твою копилку, – хмыкнул я. – Я хотел задать тебе пару вопросов.

– Представляю… – проговорил Джорджо флегматично, засовывая в карманы руки и так и не достав никакой сигареты. Может, он вовсе и не имел их с собой и курить не собирался, а решил выйти на улицу, чтобы перевести дух? – Хочешь узнать, какие игры я затеял с твоей дочерью, – произнес он утвердительно, без тени сомнения.

– Ты очень проницателен, – оценил я без иронии.

– Я ни во что не играю. Мне просто хорошо с ней, – ответил он с вызовом.

– Ах, хорошо… – протянул я, теперь уже с трудом сдерживая сарказм. Внутри меня начала подниматься волна негодования, когда я представил, что скрывается за этими словами…

– Нельзя заведомо считать человека stronzo (с итал.: сволочь; эгоистичный человек, думающий только о себе и своих потребностях и не думающий о чувствах других) только потому, что он в сорок лет влюбился в столь молодую девушку, – сказал Джорджо с ноткой боли.

– Я и не считаю тебя stronzo. Я только не могу понять, что может быть общего у сорокалетнего мужчины и восемнадцатилетней девушки? Это две разные эпохи.

– Любовь не руководствуется подобными критериями.

– Любовь… – повторил я немного насмешливо. – Ты знаешь, что такое любовь?

В свете, льющемся из гостиной, я увидел, как Джорджо стиснул челюсти, а в глазах блеснул странный огонек, значение которого я не смог интерпретировать.

– Бесполезный вопрос, если ты заранее убежден, что я не знаю, что такое любовь, – произнес Джорджо холодно.

– Я убежден только в том, что меня зовут Амато. А спросил, потому что совсем тебя не знаю и лишь хочу услышать ответ.

Джорджо мне определенно нравился. Он не бросился убеждать меня в высоких чувствах и доказывать их вечность. Он не пытался разыграть передо мной сумасшедшую любовь к моей дочери. Он был таким, каким был.

– Да, я знаю, что такое любовь, – ответил он отрешенно.

По необъяснимым причинам я был готов поклясться, что он в самом деле знает. Но у меня создалось ощущение, что та любовь еще не прошла.

– Любовь закончилась?

– Да, закончилась! – подтвердил он слишком резко и поспешно и посмотрел мне прямо в глаза. – Это плохо, правда? Я так и вижу, как ты хочешь сказать, что и эта любовь тоже закончится?

Он напоминал раненого волка, который огрызается, чтобы увернуться от новых ранений.

– Понятия не имею. Невозможно делать прогнозы для любых отношений, – сказал я, искоса следя за его реакцией. Но он молчал, неподвижно застыв, плотно сжав губы и устремив взгляд в неведомую даль. – Ты любишь Карлину так сильно, что готов жениться?

– Жениться?! – испугался он. – О чем ты говоришь?! Мы с твоей дочерью познакомились месяца три назад. Никто не думает о свадьбе через три месяца!

В этом он был прав.

– Но и говорить о любви через три месяца тоже рано. Между влюбленностью и любовью целая пропасть.

– Что ты хочешь? Чтобы я оставил твою Каролину? – спросил он жестко.