Всего лишь сон

Наташа улыбнулась, но ей никогда не нравилось то, как выглядит Рита. Безусловно, Рита была красивой женщиной, но ее серые волосы… Мышиный цвет и без того выглядел угнетающе и невесело, а седина, которая к пятидесяти пяти годам жизни Риты уже изрядно покрыла ее голову, и вовсе указывала на то, что женщина не особо следит за собой. По крайней мере, она не любит красить волосы.

– Доктор уже ждет нас, – сказала Рита, – но я без тебя не стала подниматься, как мы и условились.

– Спасибо огромное, Рита, я очень признательна…

– Наташа, – перебила ее женщина, – я делаю это исключительно ради своего сына. Я надеюсь, что ему будет лучше, если ты будешь рядом. Если я ошиблась, и он не захочет этого, тогда…

– Я все понимаю, – улыбнулась Наташа, хотя в тот момент она ненавидела Риту, – я исчезну. Я понимаю. Но, Рита, поверь мне, все будет замечательно. Я постараюсь. Даю слово.

Они пошли к лифту и, когда двери уже стали закрываться, услышали:

– Придержите, прошу вас!

Наташа коснулась дверей, и те послушно вернулись в свою тайную плоскую комнату, находящуюся вдоль стены.

– Фух, спасибо большое, – сказала Меган, мило улыбнувшись двум женщинам, – я так сильно хочу в туалет, – шепотом добавила она, – что просто не дождалась бы следующего лифта. А в туалете на первом этаже я ни разу не была. Не хотелось тратить время на его поиски. Еще раз спасибо вам.

– Пустяки, – улыбнулась Наташа со скрытым недовольством. Ей было неинтересно, куда и зачем спешит эта женщина.

Выяснив, кому до какого этажа ехать, Рита сказала:

– Прошу прощения за нескромный вопрос, вы, видимо, в положении? – она ласково улыбнулась Меган.

– Как вы догадались? Еще ведь ничего не видно, – ответила та.

– Видно, – ответила женщина, – по вашим глазам. Ну и, конечно, по тому, какой этаж вы выбрали.

Они обе хихикнули.

– Какой срок? – снова задала вопрос Рита. – Если не секрет, конечно.

– Ох, нет, не секрет, – ответила Меган. – Если быть точной, то девять недель.

– Совсем еще юный молодой человек, – мечтательно посмотрела Рита на плоский живот Меган.

– Это девочка, – не задумываясь, – ответила та. – Мой этаж. Приятно было поговорить.

Рита и Наташа кивнули Меган, и двери лифта закрылись за ее спиной.

– А когда у меня будут внуки? – загадочно спросила Рита у Наташи.

– Это в первую очередь стоит спросить у твоего сына, – улыбнулась девушка.

Не скажет же она будущей, возможно, свекрови, что детей рожать не хочет, а сделает это, если потребуется, только ради того, чтобы удержать ее сына при себе.

Доктор еще раз рассказал им то, что они уже знали. Две операции на костях таза прошли успешно, восстановление идет хорошо. Постепенно можно начинать ходить, но только с опорой и с помощью другого человека. Если его прогнозы верны, а он заметил, что редко ошибается, то уже через два месяца Николас сможет ходить сам. С сегодняшнего дня обезболивающие отменены полностью, потому ему придется терпеть периодичные, весьма сильные боли, а им – тем, кто будет о нем заботиться дома, предстоит стойко за этим наблюдать.

– Мы справимся, – насилу улыбнулась Рита, – спасибо вам, доктор, за все.

Последние два месяца для нее были пожалуй самыми тяжелыми в ее жизни: после того, как ее сын попал в страшную аварию, в которой ему раздробило кости таза, сломало несколько ребер и берцовую кость правой ноги, она впервые почувствовала, что жизнь налаживается. Николас пошел на поправку, да и Наташа заботится о нем, словно и не было в их отношениях двухлетнего разрыва. Конечно, Рита заметила, что ее сын холоден с девушкой, несмотря на все ее старания, но сейчас он был не в том положении, чтобы диктовать свои правила.

Николасу долгое время вкалывали сильные болеутоляющие препараты, из-за которых он много спал, но совсем не видел сны. Разве что короткие отрывки, в основном – моменты из пережитой им аварии.

На восемьдесят девятом году жизни скончалась его любимая тетушка. Старушка ни при каких уговорах не соглашалась переехать жить в дом престарелых, мотивируя это тем, что она будет жива, пока сможет двигаться, а там она будет вынуждена «сложить лапки и склеить ласты, наблюдая за бескрасочной, однообразной жизнью увядающих, вонючих старикашек». С каждым годом она двигалась все меньше, и жизнь, повинуясь ее же логике, тихо покидала ее. Когда восьмидесятилетняя соседка (которую покойница часто называла малолеткой) по обычаю зашла утром проведать старую подругу, она нашла дверь открытой, а хозяйку жилища сидящей в кресле уже мертвой. Губы были накрашены розовой помады, на щеках – румяна такого же оттенка, в ушах тяжелые золотые серьги – безумно старомодные. Рядом на столе стоял бокал красного вина с отпечатком помады на нем. «Пригубила лишь раз», – потом скажут в полиции. Розовые губы застыли в легкой улыбке, голова лежала на боку. Когда тело забрали, то в кресле нашли журнал, который, видимо, лежал между телом старушки и спинкой кресла: на глянцевых страницах преобладали фотографии молодых, мускулистых мужских тел.

– А старушка была не промах, – улыбнулся санитар, обнаруживший журнал. – Всем бы такую смерть…