Всего лишь тень

– Ты в полном дерьме, Алекс! – подтверждает Квентин. – Вообще-то, такое случается со слишком любопытными людьми. И с недостаточно хитрыми… Или и то и другое, как в твоем случае. Некоторые совмещают все разом, верно?

Гомес предпочитает пока что хранить молчание. Главное, восстановить силы. Раз уж он не умер, ему вдруг захотелось жить. Больше всего на свете.

Но сначала нужно полностью прийти в себя. Разогнать туман, заволакивающий его мозг.

Он пытается пошевелить пальцами, удается едва-едва. Он словно под воздействием мощного наркотика. Ему даже трудно сосредоточить взгляд на противнике.

– Ладно, поболтаем немного. Если ты, конечно, не возражаешь…

Коп издает болезненный стон.

– Отлично! – смеется медбрат. – Я знал, что ты открыт для дискуссии.

Он делает несколько шагов, держа полуавтоматический пистолет в руке.

– Если ты соберешься орать, я тебя заткну! – добавляет он, помахивая рулоном скотча. – Но я бы удивился, учитывая дозу, которую я тебе вкатил!

Так вот в чем дело. Этот ублюдок действительно накачал его наркотиком.

Квентин сует ему под нос шприц.

– Очень эффективное средство, чтобы превратить в послушного ягненка даже самого буйного. И знаешь что? Его молекула не оставляет в организме ни малейшего следа. А значит, если в ближайшие дни тебя нашинкуют, то ничего не найдут!

Варфоломей ликует, Гомес чувствует, как внутри шевелится страх. Конечно, из-за того, что он представил себя на нержавейке прозекторского стола. Его мозги с одной стороны, печень с другой.

Смерть вдруг предстала не такой уж романтической и привлекательной. Всего лишь отвратительной и грязной.

Кусок холодного мяса на лотке мясника.

– А поскольку медэксперты вечно завалены работой, думаю, вскроют тебя не раньше чем через пару суток. А как по-твоему, Алекс?

– По-моему, ты… ты…

Гомесу не удается связать и двух слов.

– Я кто? – веселится Квентин. – Гений? Я тебя за язык не тянул, приятель!

Коп изо всех сил старается сосредоточиться. Он должен вернуть себе ясность сознания и власть над телом. Он не желает, чтобы его прикончили без сопротивления. Не желает подыхать таким образом.

Таким жалким образом.

– Ублюдок, – удается ему выговорить.

– Давай повежливее, ладно?

– Это… убьет меня?

– Наркотик? Нет, не беспокойся! Укол только для того, чтобы ты вел себя смирно. Убью тебя я.

Александр закрывает глаза. Но все продолжает ходить ходуном. Только внутри его черепа, конечно. Потому что ему все труднее двигаться. Словно этот подонок закатал его в цемент, и тот твердеет на коже.

Ужас.

Надо держаться. Если этот наркотик не оставляет следов в организме, то и действует он очень ограниченное время.

Держаться как можно дольше.

– Видишь ли, Алекс, ты мне и вправду нравишься. Ты мне кажешься… Как бы сказать?.. Симпатичным. И трогательным. Да, именно, я нахожу тебя трогательным.

– Тем лучше, – раздается замогильный голос.

– Ага, к тебе возвращается дар речи, это хорошо. Но я обожаю солировать! Так что, главное, не старайся мне отвечать.

Квентин кладет затянутые в перчатки руки на плечи Гомеса и наклоняется. Их лбы почти соприкасаются.

– Я бы даже сказал: заткни свою пасть! – мурлычет он. – Понятно?

Он выпрямляется, Гомес снова начинает дышать. Так медленно, что у него ощущение, будто он засыпает. Тогда он до крови прикусывает себе язык.

– Так о чем я говорил? – продолжает его мучитель. – А, да, я нахожу тебя трогательным. Но слишком любопытным… Заметь, я тебя понимаю, старина. Понимаю, почему ты запал на эту девицу. И любой мужик на твоем месте ринулся бы очертя голову… Но проблема в том, что нехорошо красть чужую женщину. Это очень нехорошо. Тебе никогда не говорили? Так даже в Библии написано!

– Чужую… женщину?

– Ну да, Алекс, – вздыхает медбрат. – Хлоя моя. А не твоя.

– Я не мог… знать, что она твоя.

– Конечно мог, и прекрасно знал! С самого начала. Но ты решил, что сильнее меня. Ты взял на себя миссию по ее спасению. Ты захотел поиграть в героя!

Квентин снова приближает лицо к Гомесу.

– Герой паршиво выглядит!

– Ему на тебя насрать… герою.

Медбрат подмигивает ему и дружески треплет по щеке.

– Сдается мне, ты не в том положении, чтобы грубить.

Гомес собирает все свои силы и дергает наручники. Безнадежно. Но его ноги не привязаны, а этот дает ему шанс. При условии, что он сумеет им воспользоваться. Пока что он не шевелится. Выжидает удобного момента.

Квентин останавливается перед портретом Софи, стоящим на старом буфете тридцатых годов.

– А она была красивой, твоя жена. И верно, Хлоя на нее похожа. Просто удивительно. Для тебя это стало настоящим шоком, да?

– Чего ты… хочешь, кроме как уболтать меня до смерти?

– Я? Я хотел только Хлою. Но ты встал мне поперек дороги. Ты встал между ею и мной.

– Я делал свою работу.

Говорить с ним. Пусть даже это пытка. У безумца потребность излить душу. Выложить все, что накопилось.

Отвечать, чтобы заставить его продолжать. Признаваться в своих преступлениях и планах.

Выиграть время, еще и еще.

– Резонно. Но должен напомнить, что ты уже даже не коп.

– Неверно, – возражает Гомес. – Я все еще… коп. А убить офицера полиции – это… безумие.