Всего лишь женщина. Человек, которого выслеживают

Впереди, на расстоянии, которое ей казалось невероятно далеким, улица упиралась в другую, дома которой были освещены огнями. На углу улицы, заслоняя эти огни, мелькали частые силуэты прохожих, производящих размеренные движения и спокойные жесты… Были видны крытые экипажи, лошади, спицы колес. Леонтина присматривалась к этим предметам, считала их, и мало-помалу расстояние, которое ее от них отделяло, перестало казаться слишком большим.

— Ну да, — сказала себе Леонтина, — это улица Дюссуб.

Она пошла по направлению, которое позволяло ей ориентироваться. Шаг за шагом, она двигалась вперед, как могла. Вправо от нее был рынок. Леонтина видела поднимавшийся от него высоко к небу сноп света, перерезаемый полосами дождя. Над темными домами душная атмосфера наполняла пространство, и густые пары облаком поднимались вверх и разрывались в лохмотья.

Чем ближе она подходила к перекрестку, тем больше оживление рынка приобщало к ночной жизни сотни разрозненных элементов: тряпичников с грубыми голосами, отворявшиеся двери, мокрые помосты, где можно было нанять двуколку по часам и на всю ночь, проходы, освещенные дрожащими огнями. Сливаясь с этим оживлением, Леонтина как бы принимала в нем участие и снова становилась сама собой. Она вглядывалась в людские лица, в предметы. Она забывала Лампьё. Тем не менее ее давила своей тяжестью невыразимая усталость, которую она тащила за собой, как кляча — тяжелый воз.

— Эй, девочка! — окликнул ее грузчик, согнувшийся под тяжелым мешком, которым задел ее.

— У-у! — крикнул другой.

— Барышня упала! — заметил лаконично третий.

Насмешки неслись вслед Леонтине, но она их не слышала.

Пробираясь в толпе и преследуемая глупыми шутками, она думала только о том, как бы не сбиться с дороги и кратчайшим путем достичь погребка Фуасса. Но верзила, стоявший, укрываясь от дождя, под навесом, тот самый, который только что ее задел, повторил как бы про себя почти невинным тоном:

— Барышня упала… в грязь.

— О, это пустяки! — ответила Леонтина. И, как бы извиняясь в том, что привлекла внимание, простодушно добавила: — Я не ушиблась.

— Хи-хи-хи! — захохотал незнакомец.

Между тем Леонтина приближалась к рынку, следуя по пути, который себе наметила, через улицы Гранд-Трюандри и Пьер Леско. Везде — во всех закоулках, в пивных, овощных лавках — оживленно сновали чернорабочие, нищие, угрюмые оборванцы. Тяжелые повозки двигались среди этого людского потока и останавливались перед амбарами. Подходили носильщики и разгружали тележки, из которых одни были нагружены разрезанными пополам свиными тушами, другие баранами; некоторые лениво пробивали себе путь через загроможденные проходы, заваленные свернутыми или лежащими в кучах шкурами, издававшими запах скотобойни.

— Вот! Наконец! — сказала Леонтина.

Она прошла своей разбитой походкой две или три сотни шагов и спустилась в погребок.

В это время — было около полуночи — у Фуасса обыкновенно бывало не много посетителей, но теперь, из-за облавы, погребок был полон народу, и никто не решался выйти на улицу.

— Леонтина! А! п…ссст! Леонтина! — окликнули ее несколько голосов.

Она подошла к столику, за которым Рене, Берта, толстая Тереза и Лила, разговаривая вполголоса, угощали друг друга.

— Откуда ты? — спросила Берта, разглядывая ее.

— Это шпики так тебя разукрасили? — поинтересовалась Лила.

— Ничего подобного! — ответила Леонтина. — Спасаясь от них, я поскользнулась и упала.

— Знаешь, — сообщила толстая Тереза, — они сцапали Жильберту.

— Ах!

— И Иветту тоже, — прибавила Рене, вынимая изо рта сигаретку с золоченым мундштуком.

— И Маргариту на деревянной ноге, которая очень буянила, — произнесла степенно Берта. — Да, милая, они ее потащили, как и всех.

— Скверно! — заметила бретонка Лила.

— Из этого следует, — заявила Рене, — что в квартале становится не безопасно.

— Чувствуешь себя неспокойно, — подтвердила Леонтина.

Она сняла пальто, пощупала его, почистила и повесила у печки на спинку стула.

— Ладно, садись, — пригласила Берта.

Леонтина села.

Лила заявила:

— Они стараются выслужиться после убийства старухи в улице Сен-Дени… и, понятно, ничего не могут поделать! А мы терпим.

— Конечно, — подтвердила Берта.

— И они воображают, что тот, кто сделал это дело, так прост! — с восхищением воскликнула Тереза. — Ну-ну! Бывает же удача!