Всего лишь женщина. Человек, которого выслеживают

Погружаясь все более в это состояние упадка и начиная даже находить в нем мрачное удовлетворение, Лампьё провел всю ночь в погребках рынка. Он жестоко напился. Надежда встретить Леонтину, после того как он перенесет ради нее самые тяжкие испытания, вдохновляла его и, овладевая его разумом, постепенно переходила в уверенность. Итак, Лампьё был убежден, что снова увидит Леонтину. И эта мысль, которой он был обязан опьянению, поддерживала его.

Но какие еще ему придется перенести испытания, прежде чем он встретит эту девушку и уговорит ее бежать с ним? Этого он не знал. Это было дело его совести и какого-то отдаленного правосудия, которое случай мог смягчить или оставить непреклонным. Лампьё отдавал себя в его руки. Он заранее готов был принять свою долю страдания — и рассчитывал, что его покорность ему зачтется.

Таким образом, Леонтина сделалась для Лампьё символом его искупления и освобождения, и он старался тем крепче связать себя с ней, что хотел покинуть свой квартал и сбить полицию со следа. Больше он ничего не желал… И больше, чем когда-либо, надежда, что Леонтина сможет помочь ему в осуществлении его плана, ободряла его и укрепляла в мысли о возможности удачи.

Однако становилось поздно. Приближалось утро, и отсутствие Леонтины, которую ему все еще не удалось разыскать, мешало Лампьё на чем-нибудь остановиться.

Он с трудом пробирался по улице, задевая локтями разносчиков. На него натыкались, его толкали. Он не сердился… Отстранялся, всем уступал дорогу, потом задумчиво брел дальше, избегая сливаться с молчаливой толпой, толкущейся около высоких возов с товаром.

Продвигаясь таким образом вперед, Лампьё часто переходил с одной стороны улицы на другую, и так как был пьян, то временами описывал невероятные зигзаги, привлекая этим к себе внимание. Но это не мешало ему вернуться мыслью к Леонтине и сказать себе, что так или иначе, но он ее разыщет. К прежней потребности увидеть ее примешивалась навязчивая идея пьяного человека. Она захватила его, она вела его к Леонтине, и под влиянием ее он почувствовал уверенность, когда после самых нелепых обходов узнал маленький бар вблизи булочной, куда ежедневно заходил по утрам.

Бывало, Леонтина поджидала его в этом баре… Лампьё вошел. Он окинул взглядом толпившихся вокруг стойки людей, обогнул, покачиваясь, два или три столика и каким-то чудом добрался до последнего, перед которым сидела Леонтина за чашкой кофе со сливками.

— Это я! — сказал Лампьё.

Он взял стул и, тяжело опустившись на него, зевнул и спросил:

— Не хочешь, ли выпить чего-нибудь другого?

— Откуда вы пришли? — удивилась Леонтина.

— Оттуда!.. — отвечал он. — От рынка.

Она поднялась.

— Гарсон! — позвал Лампьё.

— Не надо… я уже заплатила, — прошептала Леонтина. — Уйдем отсюда, здесь не безопасно.

Лампьё покорно последовал за ней. Он нисколько не был удивлен этой провиденциальной встречей: она казалась ему совершенно естественной. Только, когда он очутился на улице, его возбуждение упало, и он не смел и шагу ступить от страха, что люди, ночью угрожавшие ему полицией, действительно могли ее предупредить.

— Скорее!.. Скорее!.. — торопила Леонтина.

Она потянула Лампьё за рукав и прошептала совсем тихо:

— Вам теперь не следует возвращаться домой.

— Я и сам так думаю, — кивнул Лампьё. — Они пошли за сыщиками?

Леонтина оглянулась.

— Ладно! Ладно! — сказал он. — Я знаю.

Он старался делать то, что ему говорила спутница и, идя с ней рядом, сообщил:

— У меня есть деньги… Понимаешь?.. Таким образом, надо только снять до вечера номер в гостинице… Ты знаешь какую-нибудь подходящую гостиницу? Мне надо с тобой поговорить.

— О чем? — спросила она, продолжая уводить Лампьё.

— Мне нужно поговорить с тобой… — Он замялся. — Видишь ли… об этих деньгах…

— Но я не знаю никакой гостиницы, — воскликнула Леонтина. — И потом… я хочу уйти. Я не могу остаться с вами.

— Как?..

— Не могу. Я только хотела вас предупредить, — пробормотала она, — что вам лучше уйти отсюда и никогда не возвращаться. А теперь… оставьте меня… Бегите… один… Время еще есть.

— Выдумала тоже! — проворчал Лампьё. — Один — я не уйду.

— Вы с ума сошли!

— Это невозможно! — сказал он.

Становилось светлее. На стенах, на дверях магазинов, на воротах резко обрисовывались грязные пятна, трещины в штукатурке, бесчисленные рисунки, грубые надписи. И все это в утреннем свете казалось увядшим.

Для Лампьё же наступила полная ясность.

— Они придут! — сказал он убежденно. — Они меня арестуют.

— Надо бежать! — торопила его Леонтина.

— С тобой?

— Бегите!

Лампьё разочарованно покачал головой.

— Я думал, — прошептал он жалобно, — что ты меня пожалеешь… Что ты пойдешь со мной.

Леонтина отвечала:

— Я больше не могу.

— Если так, тем хуже, — решил Лампьё. Он устремил вперед мрачный взор, ни на шаг не отставая от Леонтины.