Всего один век. Хроника моей жизни

С 59-го года началась моя литературная вахта в другом крупном литературном журнале, тоже любимом детище СП и ЦК и довольно популярном издании, где свою карьеру начали Айтматов, Искандер, Амиреджеби и другие известные писатели.

«Дружба народов» размещалась в клетушках правого флигеля «усадьбы Болконских» на Поварской, 52, а «Иностранка» уже переехала в особнячок на Пятницкой, 41. Так что я осталась почти на прежнем месте, рядом с Домом литераторов, с его кинозалом и рестораном.

В «Дружбе народов» были свои интересные и симпатичные редакторы: лучезарная Лариса Иосифовна Лебедева, милая рыжая мышка Лидия Абрамовна Дурново, симпатичная литераторша Валерия Викторовна Перуанская, а также ответственный секретарь добродушная толстуха Людмила Михайловна Шиловцева и другие. Со всеми у меня были ровные отношения, но общих интересов, как в «Иностранке», не было. Я замкнулась в своей сфере и в своей комнате, но от скуки не страдала. Иногда приятно оставлять позади то, что осточертело, и выходить на какой-то новый виток с тем багажом знаний, что получены на витке предыдущем.

Я чувствовала себя теперь полноценным редактором и хозяйкой положения не только в литературе латиноамериканского континента, но и всего необъятного литературного мира. И бросилась этот мир осваивать.

Словно специально к моему дебюту в этом журнале ЦК повелел всем крупным московским журналам подготовить к осени 60-го года специальный «афро-азиатский номер» в знак солидарности с нашими цветными братьями за рубежом и в СССР.

Я рьяно принялась отыскивать литературные шедевры в скудной африканской и азиатской беллетристике. Шедевров мирового масштаба не нашлось, и я решила украсить номер романом Э. Хемингуэя «За рекой в тени деревьев». Хемингуэй любил Африку, его любили в Советском Союзе, и какой журнал отказался бы опубликовать его еще неизвестный у нас роман? Мне посчастливилось найти, быстро отдать на перевод эту вещь и подготовить к публикации.

Весть о сенсационной находке «Дружбы народов» разнеслась в журнальных кругах еще на стадии подготовки упомянутого спецномера. Лидия Ивановна Лерер-Баша, матерый редактор из «Нового мира», прибежала к главному редактору «Дружбы» В.В. Смирнову с просьбой уступить ей Хемингуэя. Я сопротивлялась, но, увы, — Смирнов внял мольбе представительницы именитого «Нового мира». Однако наш афро-азиатский номер всетаки оказался одним из лучших по представленным в нем материалам.

Переводчики с европейских языков, прослышав, что в «Дружбе» требуются хорошие зарубежные произведения, стали частенько стучаться в дверь моего клетушечного кабинетика. За дверью из коридора до меня иногда долетали озабоченные голоса: «Где тут Былинкина Маргарита Ивановна сидит? Где тут такая… пышная блондинка?..»

Подобная аттестация была для меня, прямо скажем, откровением. Мне стукнуло 34 года, я уже выглядела не поджарой девочкой, но была вполне в форме, и о том, что могу казаться полной или хотя бы пышной, себе не представляла. Но у мужчин свои мерила.

* * *

Однажды, в начале 60-го года, ко мне в редакцию заглянул автор, который привлек мое внимание не только тем, что предложил опубликовать пьесу известного французского драматурга Ануя «Жаворонок» в его переводе с французского.

Внешне он был не особенно презентабелен: невысок, довольно тщедушен и лысоват. Лет сорока пяти. Очень походил на американского киноактера Джека Николсона. Те же умные восточного разреза глаза, высокий лоб, крупный правильный нос. И был он очень интеллигентен и очень печален, как Чайльд Гарольд. А что может быть привлекательнее для русской женщины, чем грустный одинокий мужчина, у которого недавно умерла мать и которого недавно бросила жена.

Кирилл Викторович Хенкин был сыном некогда эмигрировавшего из России во Францию актера Виктора Хенкина и русской дворянки, и родился в Париже. После смерти отца он вернулся с матерью в СССР, получил за свой парижский дом квартиру в высотке на Котельнической набережной и работал во французской редакции Радиокомитета.

И вот теперь его старуха мать Елизавета Алексеевна умерла, а жена, красавица американка Анита, его оставила и собралась вернуться в США, прихватив с собой из Радиокомитета не мужа, а молодого редактора по фамилии Сетяев. Беда была и в том, что она увозила и сына, маленького Костика.

Кирилл Викторович стал приезжать в «Дружбу» и по делам, и просто так, поболтать по душам и посетовать на трудности жизни.

Я сама не заметила, как стала чаще обычного поглядывать в окошко: не въезжает ли в ворота «усадьбы Болконских» его желтый жучок-«фольксваген». А если въезжал, то в «зобу дыхание спирало», а в груди щекотало теплым пушистым перышком. Нечто подобное когда-то происходило при виде Сергеева.

Нам было друг с другом легко и интересно. Он нередко отвозил меня на своей машине домой, а летом 60-го года притащил в редакцию большой букет роз и подарил магнитофонную бобину с песнями Окуджавы, входившего в моду.