Сохранилось направленное мне письмо Астуриаса, с правом относящееся и к моей сопереводчице.
После головоломной, но интереснейшей работы над «Сеньором Президентом» я, вовсе еще далеко не такой авторитетный и опытный переводчик, как пишет Астуриас, поняла, что для успешного результата в работе над прозой кроме понимания задачи нужна невесть откуда берущаяся интуиция при расшифровке темных смысловых мест.
Никакие энциклопедические и языковые познания иной раз не могут помочь, когда смотришь как баран на новые ворота на все это ассоциативно-подсознательно-мифологизированное словесное месиво, любуешься его красотами и формой, но ни черта не понимаешь. Однако постепенно начинают вырисовываться грани смысла, появляются отблески смыслового контекста. И вдруг — озарение! Эврика! И вся образная картина обретает четкий смысл.
Смысл пойман, образы представляемы. Но всю эту картину надо нарисовать русскими словами, не размазывая их по странице, если автор «велит» изъясняться лаконично — и поэтично. Астуриас — мастер ритмической прозы, научил меня ее слышать. В 64-м году с гораздо меньшим напряжением, но с не меньшим удовольствием я перевела в «Иностранке» большой роман великого гватемальца «Его Зеленое Святейшество» (или «Зеленый Папа» в издании «Худлита»).
Мигель Анхель Астуриас не раз приезжал в Советский Союз, мы стали большими друзьями, я перевела его магические рассказы «Зеркало Лиды Саль». А затем случилось нечто невообразимое. Он вдруг попросил меня перевести на русский его «Венецианские сонеты», стихи, написанные не в латиноамериканской, а в обычной европейской, — но в то же время в чисто астуриасовской, — манере. Не изменяя своего скептического отношения к переводу рифмованной поэзии, я взяла для забавы сонеты, прочитала — и попробовала перевести, тем более что авторское посвящение гласило: «Маргарите, — это легкое дуновение Италии. С просьбой от друга. Мигель Анхель».