Всего один век. Хроника моей жизни

В эти минуты дверь к Потоловским распахнулась, и в комнату ворвался Анатолий, средний сын Александра Платоновича, врангелевский офицер. Задыхаясь от бега, он бросил на пол прихваченную по дороге тяжеленную штуку сукна и прокричал: «Вот! Вам это пригодится! Мы еще увидимся! Прощайте!» Обнял мать, отца, сестер и стремительно выскочил из дому. С причала доносился второй протяжный гудок. С Лидой Березовской, своей давней симпатией, Толя проститься не успел.

Анатолий Потоловский никоим образом не мог предположить, что снова окажется на родине лишь через тридцать лет, а с семьей увидится и того позже. Потому как до Москвы пришлось добираться предолгим кружным путем, через Сибирь, где ему было велено задержаться лет на десять. Впервые увидев в 60-е годы в Москве взрослую дочь Лиды, старик Анатолий Александрович задумчиво заметил: «Косы-то как у Лидочки…»

Старший сын Потоловских Борис затерялся где-то на чужбине, не рискнув, подобно Анатолию, вернуться на родину.

Впрочем, земля родная осталась, по сути, той же российской империей, тем же огромным лоскутным одеялом, лишь перелицованным и прошитым штыками. Только вот вывернутая наизнанку жизнь многих людей стала совсем иной.

Новоявленным ялтинским жителям бежать было не на чем и некуда. Проводы прошлого кончились, предстояла встреча с грядущим и с новой властью. Вместе с тачанками Гражданской войны подкатывал и ее всегдашний спутник — голод.

В 20-е годы жестокая голодуха накрыла всю Украину, Поволжье и, конечно, Крым.

К концу 20-го года Ялта оказалась в полной блокаде. Прекратился подвоз продовольствия и с моря, и с суши. Красные отряды растекались по всему Крыму, подступали к Южному берегу. По улицам Ялты черными тенями бродили спускавшиеся с гор иссохшие от голода татары. Над городом стлался дым и разливался смрад — иные удачливые рыбаки коптили дельфинье мясо и топили дельфиний жир.

Поредевшие семьи Березовских и Потоловских в самую тяжелую пору сумели выменять на оставшийся скарб мешок орехов и грызли их вперемешку с сухарями. Лева и Наташа бегали с удочками на реку Учан-Су ловить рыбешку, а Лида с Милушей ходили на гору, в лесопарк Эрлангера, за хворостом для «буржуйки».

Темными ноябрьскими вечерами Лида при свете чадящей коптилки плела веревочные туфли на продажу и слагала бесхитростные вирши о ялтинском житье-бытье.